Крепкие корни, твердая вера, жизнь — как жили отцы и деды, как те фламандцы, которых писали Рубенс и Ван Дейк, а до них Брейгель-Мужицкий и Ян ван Эйк.
Побеждена ль?[11] Побеждена!
В те дни Марина научилась ценить мимолетные взгляды, жесты, легкие, как бы невзначай, прикосновения. Пошли пить пиво в огромный сарай… амбар… что-то в этом роде. Сортов пива было множество, и каждому, как объяснил Мартин, полагался определенный бокал, кружка, стакан, а иногда и вообще что-то, чему она не могла найти названия. Один из этих сосудов издавал при употреблении не совсем приличные звуки. Его-то и подсунули Марине, а потом долго и дружно смеялись над ее смущением. Смеяться-то Мартин смеялся, но вот рука его при этом лежала на… нет, не на ее колене, но на ее плиссированной юбке… очень по-хозяйски лежала. Когда выходили, он пропустил жену вперед, а сам поотстал, повернул Марину к себе и посмотрел прямо в глаза… А потом дома, когда она вышла из ванной, он секунда-в-секунду вошел в коридор из гостиной и, не отрывая глаз, пошел на нее как матадор на быка, полный силы и решимости. Замерла. Не дойдя полуметра, он свернул в другую комнату. Иногда думала: «Может быть, он играет со мной, дразнит и знает прекрасно эти проделки страсти нежной?» А если и так! Как талантлив и естественен он в этой извечной игре мужчины и женщины. Сама она позволяла себе отвечать тем же только в переполненном пабе, где под кондовым, столетней, может быть, давности столом прикасалась ногой к его ноге.
От обилия дневных не то что впечатлений — потрясений, вечером голова шла кругом. К тому же Марина постоянно была голодна: утром пили чай-кофе, днем перекусывали взятыми с собой бутербродами, когда возвращались домой, не ужинали. Марта говорила, что уже слишком поздно. У Марины на языке вертелась фраза Остапа Бендера про Берлин, где едят так поздно, что нельзя понять, что это — ранний ужин или поздний обед. Ей бы его нахальство! Она просила чай и кусочек хлеба с маслом. Хозяева пили кофе. Кофе перед сном?! Не утерпев, Марина однажды все-таки спросила довольно игриво:
— Что вы собираетесь делать ночью после такого крепкого кофе?
И покраснела.
Мартин, не поддержав ее шутку, спокойно пожал плечами:
— Спать.
На ночь в спальнях с грохотом опускались наружные металлические жалюзи, воцарялась кромешная тьма. Хорошо им там за стеной вдвоем, а ей в одиночестве было неуютно, она хотела бы открыть окно, сидеть, вдыхать запах сирени — все равно ведь не спала полночи. Засыпала все-таки в конце концов.
