– А Лора Эшли там есть? – Она явно оживилась. – Анни Карсон?
– Не смотрел. Наверное.
– Отлично. Завтра сходим. Это даже лучше, чем какой-то паршивый сток. Эксклюзивней. А ты молодец. – Она окинула меня доброжелательным взглядом. – Разбираешься. Я и смотрю, ты правильно под писателя косишь. Твид, свитер этот норвежский… Ты вообще любишь всякое старье, да?
– Я не люблю новье.
– Там, в чулане, лежат всякие штуки. Это твои? Тарелки всякие, вазочки. Весь чулан забит.
– Слушай, – сказал я сквозь зубы, – не лезла бы куда не просят.
– Ха. – Она, вызывающе оттопырив круглую задницу, вытирала стол губкой. – Тоже мне Синяя Борода. Семь жен на крюках – это, по крайней мере, круто. А там всего лишь посуда покоцанная. Ты зачем ее покупаешь? Для чего?
Я молчал.
– Надеешься зажить своим домом и расставить все по полочкам. – Она ушла в кухню и там стряхивала крошки в мусорное ведро. – Когда-нибудь. Когда-нибудь.
Я молчал.
– Когда твой смешной папа умрет, а ты приведешь в дом хорошую женщину. Чтобы она тебя понимала. А ты ее. Расставишь тарелочки.
К ним прикупишь какую-нибудь старую мебель. Все будет как у людей. Как в приличной семье. И будете друг друга любить.
Я молчал.
– Знаешь, что я тебе скажу? У того, кто мечтает об идеальном доме, не будет никакого. Вообще ничего не будет. Ни дома. Ни женщины. Ни семьи. Ничего.
– Заткнись, ты!
– Ага, вот и заговорил, – сказала она с удовольствием, – а то я смотрю, молчишь-молчишь. Виски еще хочешь?
Я сказал:
– Налей. Или нет, я сам налью.
– Да не отравлю я тебя. – Она говорила терпеливо, как с маленьким. – Завтра пойдем в секонд, посмотрим тебе приличное пальто. Кашемир. Мне что-нибудь соответственно дресс-коду подберем. Или ты раздумал на банкет идти? Боишься, скандал устрою?
– Я сам скандал устрою. Мало не покажется.
– Ну вот видишь, как все удачно получается. Ты устроишь скандал, я устрою скандал. Людям будет на что посмотреть.
Мне вдруг показалось, что она старше, чем я думал поначалу, гораздо старше, она была словно моя старшая сестра, которой у меня никогда не было. Или с женщинами всегда так? Они как хамелеоны, у них нет личности, только набор сменных личин.
Она встряхнулась и снова обрела цинично-юный вид, который эти паршивки явно специально вырабатывают перед зеркалом, чтобы раздражать взрослых.
– Я в ванну, ладно? – Она собрала с дивана свои кружевные тряпки, взяла огромную свою косметичку и деловито удалилась. Только сейчас я обратил внимание, что она успела снять свои докерские ботинки и шлепала по дому босиком. Ногти на ногах у нее, как и на руках, были выкрашены черным лаком. В общем и целом это производило такое впечатление, что ей на пальцы, несмотря на все докерско-обувные предосторожности, все-таки упал двутавр.
