– Это как получится, – сказал я. – Это из тех вещей, о которых нельзя думать. Знаете, люди любят говорить о том, кого бы они первыми стали спасать из огня, если пожар в доме. Но никто не знает на самом деле, кого бы он бросился спасать. Может, просто того, кто оказался рядом. Или наоборот – до кого труднее добраться.
На диктофоне останется в основном мой голос… мои реплики.
Он пожал плечами. Ему было неинтересно, кого он будет спасать во время пожара. Ему хотелось, чтобы во время пожара спасали его.
– Так возьметесь, Семен Александрович?
– Написать вам семейную историю? Просто – историю? С бабушками-дедушками? Без всяких приключений, без кладов, без настоящих мужчин?
– Не-а. – Он помотал головой. – Мемуары? Нет. Мемуары пускай писатели пишут.
– Тогда что надо? – спросил я устало. Мне хотелось одновременно выпить кофе и сходить отлить, а еще хотелось домой. Чтобы никто не беспокоил.
– Как у всех. Бабушек, дедушек, родителей. Фотографии. Письма. Вазочки всякие.
– Фамильное серебро?
– Хрен с ним, с серебром. Серебро быстрее всего из дома уходит. Нет, я чего попроще. Ну вот раньше были стаканы в подстаканниках. Или бокалы, красные или сиреневые, с прозрачными узорами такими. И ножка белая, в пупырышках. Я помню, у Борьки этого в буфете стояли.
– Двуслойное стекло, – сказал я машинально, – алмазная грань. Рубиновые – коллоидное золото или оксид меди. Сиреневое – марганец. Кобальт – синее. Есть еще желто-зеленое, урановое, оно дороже.
– Вот видите. Вы в этом разбираетесь. Вы знаете, какое старье брать, а какое – нет.
Маньяки и психи – самые последовательные люди. Все мои заказчики по крайней мере разделяли реальность и выдумку. Этот – нет.
– Если вы хотите обставить квартиру в стиле ретро… Ну могу я дать пару советов. Есть хороший мебельный возле Нового рынка. Подбираешь себе мебель, указываешь на нее пальцем, ее реставрируют и доставляют на дом.
– Не старайтесь казаться глупее, чем вы есть, Семен Александрович. Если бы я хотел пригласить дизайнера, я бы пригласил. Мне нужна семейная история. Я ж говорю, если ее нет, надо ее придумать. Чтоб была. Такую, чтобы я в нее поверил.
– Это называется шизофрения, – сказал я откровенно. – Вы и правда думаете, что можете заставить себя поверить в то, чего не было?
– Не ваше дело. Я же готов заплатить. Вы брались за всякое говно. За латекс и кожу. А тут брезгуете?
– Мне и правда нужны деньги, – сказал я, – иначе меня выгонят с дачи, знаете? Ну вы наверняка знаете. А это значит, мне придется распрощаться с моей работой. Никто не придет заказывать прекрасные и страшные истории жалкому неудачнику, который живет в обшарпанной двушке со своим старым папой. Но мне не нравится то, что вы затеяли. В этом есть что-то неправильное… я не могу объяснить вам – что. Сам не знаю.
