Сколько кормить? Предлагайте малышу поесть примерно каждые два часа. Иногда он может пососать чуть больше, иногда — поменьше, а порой и вовсе откажется. У нас с вами ведь тоже аппетит не всегда одинаковый, правда? Если ребенок улыбается, хочет играть, хорошо спит, значит он сыт. Голодный ребенок обязательно будет плакать, привлекая к своей проблеме ваше внимание.
Мы совершенно уверены, что не может выкормить собственное дитя только женщина, у которой ампутирована грудь. Все остальные сложности — из области подсознательного, и вы вполне можете с ними справиться — если не самостоятельно, то при помощи специалиста-психолога.
Лиля:
В роддомах нам прививают мысль, что кормить собственного ребенка — тяжелая работа. Мы с этой мыслью приходим домой, с ней живем, и это действительно становится для нас тяжкой обязанностью: недостаток сна, монотонность, оторванность от привычной жизни — сказывается все. Помню: ночь, окна уже почти нигде в домах не горят, кругом снег, а я все сцеживаю молоко. Все спят и мне спать хочется до чертиков. Завтра они (все) проснутся, куда-то пойдут, будут разговаривать, смеяться, общаться, а я так и буду сцеживать молоко, кормить, сцеживать, кормить, сцеживать… Села я тогда на кухне и заплакала. Такое ощущение, что теперь так будет всю жизнь — все нормальные люди отдельно, а я — отдельно. От них и от жизни.
Все это — нормальные последствия роддома. Кроме того, женщины после родов часто впадают в депрессию; у кого-то она проходит практически незаметно, кому-то доставляет немало неприятных минут. Чем тяжелее и безрадостнее были роды, тем более тяжелой и затяжной будет эта депрессия. Ведь мы обычно черпаем силы не столько в надеждах на будущее (кто знает, что там нас ждет?), сколько в воспоминаниях, в осознании того, что у нас в данный момент времени уже приобретено, накоплено хорошего в жизни.
Юля:
У меня по-другому получилось. Первые роды были сложными, и ребенка мне приносить кормить не хотели — он был таким слабеньким, что якобы его никуда носить было нельзя (хотя палата малышей находилась ровно напротив нашей, три шага надо было пройти). Но я долго уговаривала врача все-таки пускать меня к нему кормить. Как ни странно, мне это разрешили. И когда я его в первый раз покормила… Роды-то были страшные, я даже не очень поняла, что произошло. А вот тут, взяв его на руки, увидев, как он чмокает, сосет, смотрит на меня; только тут я осознала — вот он, мой сын! И такое это было счастье, что я, выйдя из палаты, просто прислонилась к стеночке в коридоре, чтобы не улететь в какие-нибудь заоблачные выси. Нет, правда, физическое ощущение неимоверного счастья. Мимо доктор шел.
