Тут я почему-то сразу успокоилась. С тех пор я эти слова передаю тем, кому еще предстоит рожать, так они мне помогли в тот вечер.
Только потом я узнала, что людей, которые мне тогда эти слова говорили, еще в городе по поводу меня, не только врачи, но даже и «свои» предупреждали: с такими показателями у вас там точно будут два трупа. У меня же болячек было… Но они верили (или знали?), что никаких трупов у нас не будет. А я верила им. Мы вместе верили, что все пройдет отлично.
Две недели до родов мы прожили в палаточном лагере. Сперва море после штормов было холодное. Потом потеплело, стало так хорошо. Однажды Миша Фомин ко мне подходит (а он, так вышло, и нес основную за меня ответственность) и спрашивает: «Олька, ты чего не рожаешь? В чем не готова? Вспомни: что хотела сделать до родов и не сделала?»
И я вспомнила: я же хотела в церковь сходить — до отъезда еще, и не успела! Поехали в Судак в церковь. Получили благословение у батюшки. Потом пошли на каруселях покатались. Хотели еще в крепость пойти, но тут, чувствую: начинается…
Вернулись в лагерь. Под вечер схватки все чаще… Стемнело. И Юля говорит: «Нет, сейчас рожать не будем, поздно уже. Темно. Поспим». И рукой так надо мной помахала минут пять, все почти и прошло.
Ночью ходили купаться. А к девяти утра у меня началось всерьез. И мы побежали в бухточку, которую присмотрели для этого дела заранее. Я залезла в море. Дальше пошло так: схватка — я ныряю, отпустит — выныриваю и дышу «верхним» дыханием, как собачка; схватка — ныряю. Нырну и под водой читаю молитву — как-то само пришло захотелось. И так я растворилась постепенно в море, в словах этих, что боли практически не было. Может, она и была я ее не чувствовала. А уж вылезти на берег мне и в голову не приходило! Два часа я так работала. И знаете, это состояние мне хотелось впитать в себя и сохранить на всю жизнь, так было здорово! Солнце, утро, вода, камни…
Трошка родился, вынырнул, выплыл. Миша Фомин его принял и передал мне на руки. Солнышко вышло из-за горы. Лицо у Трошки — удовлетворенное, молчит… Я спрашиваю: «А чего он не кричит?» — «Так ему хорошо, что же кричать-то…» — не помню, кто мне ответил.
Но это я уж так спросила, на всякий случай: я же видела, что он дышит, что ему хорошо.
Потом ребята положили на большой камень рядом со мной махровое полотенце, а на полотенце — Трошку, и он там спал.
Потом мы вернулись в лагерь, забрались в палатку и там вдвоем отдыхали. А к нам все заглядывали и приносили фрукты и всякие вкусные вещи.
