— А как насчет туризма? — спросил Джон. — Горного и островного.
— Заманчивая идея, очень привлекательная, но опасная. Нет ничего менее перспективного для местных жителей, чем ставка на туристов. Можно переоборудовать дома в дачные коттеджи, можно построить бревенчатые домики, можно, наконец, принимать туристов в своем доме, но достаточно одного холодного дождливого лета, чтобы отпугнуть среднего семьянина. Ладно, если он рыболов или любитель пеших прогулок или птиц. Его дождь не отпугнет. Но женщина с тремя детьми, проведя пару бесконечно тоскливых недель в маленьком коттедже, за окном которого беспрестанно моросит дождь, в следующем году потребует отвезти ее в Торремолинос.[2]
Оливер вздохнул. Он выпил два бокала портвейна, и его начало клонить ко сну. Он прислушивался к беседе не потому, что ее тема особенно его волновала, а потому, что его очень заинтересовал Джон Данбит. Олицетворение, казалось бы, спокойного, воспитанного жителя Новой Англии, в дорогой рубашке, со среднеатлантическим акцентом. Оливер исподволь наблюдал за ним, когда он говорил. Что им движет? Что таится за этим вежливым, невозмутимым выражением лица? И, самое любопытное, что он думает о Виктории?
Он знал, что они уже встречались в Лондоне. Виктория сама рассказала Оливеру об этом, пока он принимал перед ужином ванну, а она причесывалась перед зеркалом.
— Просто удивительно, — произнесла она самым небрежным, повседневным тоном. Ему знаком был этот тон — фирменный знак Виктории, означавший «держись подальше», который всегда возбуждал в нем неуемное любопытство. — Именно он провожал меня с вечеринки в тот вечер. Помнишь? Когда Томас плакал.
— Ты имеешь в виду Джона Хакенбекера из консорциума «Консолидейтед алюминиум»? Нет, не помню. Просто удивительно! — Интересная ситуация. Он обдумывал ее, пока, выжимая губку, обмывал грудь коричневатой от торфа водой. — И что он сказал, увидев тебя снова?
— Да ничего. Мы пили чай.
— Мне казалось, он улетел в Бахрейн.
— Он был там, но теперь вернулся.
— Ишь ты, какая перелетная пташка. А чем он занимается в свободное от перелетов время?
— Кажется, он банкир.
— Почему же он не в Лондоне, где ему полагалось бы заниматься обналичиванием чеков населения?
— Оливер, он банкир иного рода. К тому же, ему дали несколько дней отпуска, чтобы привести в порядок дела в дядином имении.
— И как он ощущает себя в роли нового владельца Бенхойла?
— Я его не спрашивала, — холодно произнесла она.
