Мы смотрим друг на друга, Шад прочищает горло.
— Снимите рубашку, мадам.
— Хорошо. Но вы должны задуть свечи.
— Свечи останутся гореть.
Он снова поглаживает пальцем мое запястье. Мне нравятся его руки. Нравится, как он касается меня. Сама не понимаю, почему я упорствую.
— Послушайте, — говорит он, — все это ужасно неловко. И учтите, пожалуйста, что я не делал этого прежде.
Я удивлена:
— Что?! Сэр, я не идиотка. Я сегодня собственными глазами видела свидетельство, что вы прекрасно знаете, как…
— Стоп. — Его пальцы обвивают мое запястье. — Я объясню вам, но сейчас не время. Я имел в виду, что для меня внове и женитьба, и постель с женщиной без опыта, с женщиной, которую я… знаю не очень хорошо.
— Вы хотите сказать, что не желаете меня?
Он усмехнулся:
— Я этого не говорил. Дайте руку.
Я сожалею, что недостойно взвизгнула и захихикала, когда ответ на один из моих невысказанных вопросов показался из-под одеяла. Он явно ожил. Как странно!
— Так-то лучше, — говорит Шад. — А теперь снимайте рубашку, мэм.
— Нет.
— Что ж, тогда мне придется сорвать ее с вас. — Он дергает ворот рубашки. — Боже милостивый, она сшита стальной нитью?
— Подождите, не рвите.
— Не думаю, что смогу.
— Мне придется объясняться с Уидерс.
— Вы ничего не должны объяснять слугам. Вы виконтесса Шаддерли. Если хотите я ее уволю.
— Нет, не делайте этого, Шад. Она не получит другое место, если вы прогоните ее через день.
— Как ни очаровательно это обсуждение домашнего хозяйства, боюсь, вы меня отвлекаете.
Судя по тому, что я держу в руке, он совершенно не отвлекся.
— Я оставлю одну свечу, — говорит он. — Это мое последнее предложение.
— Договорились. — В конце концов, это мой супружеский долг.
Когда Шад гасит одну свечу, крепко сшитая рубашка падает на пол.
— Вы действительно знаете, что я собираюсь делать? — Он говорит это мягко, почти касаясь моих губ.
— Да.
Во всяком случае, я так думала. Думала, что знаю.
— Мы можем сделать это снова? — говорит Шарлотта на удивление живо и весело. — И у меня не было крови. Мама сказала, что я испытаю большую муку.
— Через полчаса.
— Что? Вы невнятно говорите.
Закрыв глаза, я пытаюсь внести больше ясности:
— Повторим приблизительно через полчаса. Вероятно, ваша мать не обо всем вам рассказала.
— А что мне делать все это время?
— Читайте проповедь, вышивайте.
Фыркнув, она тянется за злосчастной ночной рубашкой и надевает ее, к моему большому разочарованию, не оставив ни дюйма нагой кожи.
— Без одежды вы выглядите гораздо лучше. Пожалуй, прикажу вам ходить дома голой.
