Такая штука, как радио, сразила его наповал. Он стоял во весь свой могучий рост, с видом обиженного ребёнка, у которого отняли любимую игрушку. И, не тая своего удивления, тихо подошёл к заветному ларчику. Робко попросил разрешения посмотреть поближе. Дотошно рассматривал со всех сторон, явно что-то выискивая. Потом разогнулся, насмешливо и во всеуслышание объявил:
— Никого нет.
Парнишка рассмеялся:
— А вы что, хотели кого-то здесь видеть, кого-то найти?
— Дык отседова голос шёл. Не можно из Москвы голос услышать.
— Звуки летят по воздуху, как волны по воде, толкая друг друга, — говорил паренёк. — Антенна, та, что стоит на крыше, хватает эти звуковые волны и направляет к нам в приёмник, а здесь, соответственно, получается звук.
— Чудо, просто чудо, как это всё получается? — растерянно разводил руками улыбающийся дядя Филипп, явно скрывая, что ничего не понял.
— Значит, если я выйду щас на улицу и гаркну во всё горло, могёт меня Москва услышать? — спросил кто-то из парней.
— Нет, не только Москва, но вас и мама ваша не услышит. Вот если вы скажете в микрофон, такой аппарат есть, вот тогда вас и услышат. — Парнишка долго и терпеливо объяснял, но видел на лицах посоловевших и утомлённых людей полное недоумение.
— Дядя Филипп, вот бы ты такую штуку сообразил? А? Небось не могёшь? — поддел дядю Филиппа кто-то с ехидцей.
Тот не обиделся, ответил с разочарованной грустью в голосе:
— Если б поучёней был, может, и не такое чудо сотворил бы. Неуч я. А кто ж этакую штуку сообразил, наш русский или иноземец? — спросил он парнишку. И когда узнал, что Александр Попов является истинным изобретателем радио, был страшно горд и даже польщён.
— Я так и знал, я так и догадывался, что наш русский этакое чудо придумал. Ай да молодец Санька!
Не успели люди прийти в себя от такого чуда, как радио, комсомольцы придумали нечто новое: решили поставить спектакль. На дверях кооперации распласталась красочная афиша, гласившая, что в такой-то день и час в здании школы будет показан спектакль. Вход за деньги — двадцать копеек.
И вот в назначенный день, как только стало смеркаться, люди двинулись в школу. Шли молодые и старые, подростки и мелкота.
Бабка Пермешиха в громадных мужских валенках шлёпала позади девок и нещадно кляла себя:
— Они идут, ладно, их дело молодое, а вот зачем меня чёрт несёт на эту шпектаклю, ума не приложу? Сидела бы дома на печке, старая оглобля. Разгреби мя нечистая сила!
— Бабушка, хватит ругаться, ну что ты, право, — утихомиривала её внучка Фрося, оборачиваясь и ласково улыбаясь. — Ты что, не человек, что ли?
