— А ты откуда знаешь, какой был дождь, ты разве под ним стояла?
Аринка спохватилась, глаза панически заметались. И чего ляпнула?
— А вот и стояла. Трезора выпускала. Он в цепи замотался.
— Ну, ну, — сказал Симон и задумался.
Аринка, чтобы сгладить свою оплошность, стала уводить отца от мыслей. Застрекотала, как кузнечик, без умолку, стала ластиться, преданно в глаза заглядывать.
— Ну так выкладывай, что натворила-то? — наобум спросил Симон.
«Неужели узнал?» — с ужасом подумала Аринка, но сдаваться не хотела.
— И ничего не натворила. С чего это ты взял? Вот ещё скажет что!
— Не виляй, дочка, не виляй. По глазам вижу, что дело нечисто, вишь, котята в них, в глазах-то, клубятся. Лучше говори. Ну? Есть грех?
— Никакого греха нет, тятя, вот те крест, — растерянно залепетала Аринка, всем своим видом выдавая себя с головой.
Симону стало жаль дочь, он подбодряюще похлопал её по плечу:
— Ну нет греха, значит и нет, чего горячишься-то? И дело с концом.
— И дело с концом, — как эхо повторила Аринка, уверовавшая в то, что, действительно, никакого греха за нею не водилось и не водится. Она деловито засеменила впереди отца к дому.
Солнце поднималось, и его горячие лучи съедали туман.
Симон присел у бани и стал отбивать косы. Аринка, совершенно успокоенная, что и на этот раз пронесло, опять вернулась к поленнице и, заложив руки за спину, неторопливо прохаживалась вдоль неё, изредка бросая тревожные взгляды вокруг себя: а не подсматривает ли кто за нею?
Нетерпение дошло до предела. Сколько можно торчать дома? Солнце уже в зените! Хотя бы скорее уехали на покос. Помчалась к отцу, с ходу набросилась на него:
— Гляди-кось, солнце-то где? А вы всё прохлаждаетесь, люди давно уже на лугах, косят вовсю, только вы одни и остались.
Симон довольно улыбнулся: «Хозяйственная девка растёт, работящая, это хорошо».
— Сейчас двинем, пусть трава пообсохнет маленько.
Но вот он запряг Забаву, сложил косы, грабли, вилы в телегу и со всем семейством стал отчаливать. Елизавета Петровна давала последние наставления Аринке: «Хлеб вынешь в час, поросёнка накормишь из чугунка, нарубишь крошево, растрясёшь сено...
— Да знаю, знаю я, что ты мне говоришь, — с раздражением перебила её Аринка. — Уедете вы наконец сегодня или нет! Что вы шишкаетесь!
Елизавета Петровна удивлённо вытаращила глаза, такого ещё с Аринкой не бывало.
— Ты чего это орёшь! Эвон раскомандовалась. Смотри у меня! — цыкнула она на неё и неторопливо уселась на телегу. Забава тронула, все поехали. Ивашка на прощанье скорчил Аринке рожу, она в долгу не осталась, ответила ему тем же. С присущей ей проворностью захлопнула ворота, заперла их на задвижку. И с чувством громадного облегчения помчалась к поленнице вынимать своё сокровище.
