В действительности его внимание, словно лазерный луч, было сосредоточено на том, как аппетитно она выглядит в своих кружевных трусиках и хлопчатобумажной маечке. Он всегда был неравнодушен к ее маленькой кругленькой попке, словно специально созданной для мужского прикосновения. Просвечивающие же очертания ее сосков напомнили ему о том, как они набухали от одного прикосновения его пальцев.
Взяв со стола банку лимонно-лаймовой содовой и пакетик орешков, она не стала открывать ни то, ни другое. Вместо этого сняла трубку с телефона, стоявшего на единственной в комнате тумбочке.
— Гудков нет, — объявила она.
— Хочешь позвонить отцу… и сообщить, где мы находимся? — спросил Дэвид, вставая и вынимая из кармана брюк свой сотовый телефон.
Они стояли очень близко в маленьком помещении. Помедлив минуту, Кира отказалась от звонка. Несмотря на хорошо развитое умение заговаривать собеседника, она не могла придумать ни одной приемлемой для отца причины, по которой застряла с Дэвидом Яззи в мотеле навахской резервации.
— Спасибо. Но я передумала, — сказала она. — Я взрослая женщина и ни перед кем не обязана отчитываться.
Его взгляд затуманился.
— Если ты действительно так считаешь… — сказал он.
Он с силой притянул ее к себе, и она не сопротивлялась, сдавшись на волю самых естественных потребностей, все глубже и глубже проваливаясь в эротический водоворот его объятий.
Видит Бог, именно так они целовались раньше — горячо, безудержно, сплавляясь в единое целое, горя желанием проникнуть друг в друга. И в то же время оба чувствовали, что это слияние стало другим, ошеломляющим по непреодолимому влечению и силе, которая, казалось, сотрясла маленькую дешевую комнатку мотеля, и они потеряли точку опоры в обычном мире, где поступки и последствия шагают бок о бок.
Казалось невероятным, что они жили друг без друга так долго и оба тонули в колодце одиночества. За это время она стала женщиной с тем, кого не любила. А он работал день и ночь, чтобы заполнить пустоту, — одинокий мужчина, привыкший слишком часто паковать чемоданы и отправляться в путь в стремлении убежать из пустыни своей личной жизни.
Если бы он мог завоевать ее сейчас… доказать ей, что будет хорошим мужем, убедить ее простить его юношеские ошибки…
— Кира, голубка моя, драгоценная моя, — говорил он, целуя ее, опьяненный неописуемым наслаждением оттого, что снова обнимает ее, большими пальцами нащупывая и лаская темные кружочки ее сосков под тоненькой тканью майки.
