Гейб, прочистив горло, поднялся по лестнице. Лора молча посторонилась и закрыла за ним дверь. Она ждала, пока он, сидя на низкой скамеечке, расшнуровывал ботинки.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что выдали меня полицейскому за вашу жену.
Продолжая хмуриться, он стянул ботинок.
— Мне казалось, так проще.
— Для меня, — согласилась Лора. — Но не для вас.
Он пожал плечами, встал и пошел на кухню.
— Кофе?
— Да. — Она услышала, как стеклянный чайник звякнул о кружку, как жидкость перелилась в керамическую посудину. Он лгал ради нее, защищал ее, а она только пользовалась им!
— Гейб! — Молясь, чтобы инстинкт и разум не подвели ее, она подошла к двери.
— Что это, черт возьми? — В руке у него была кастрюля, в которой она готовила себе шоколад.
На какое-то мгновение напряжение улетучилось.
— Если вы сами не в состоянии понять, то это горячий шоколад.
— Это похоже на… Впрочем, не важно, на что это похоже! — Он поставил кастрюлю обратно на плиту. — У этого порошкообразного зелья отвратительный вкус, не так ли?
— Против истины не поспоришь.
— Завтра я попытаюсь съездить в город.
— Тогда не могли бы вы… — Она смущенно запнулась.
— Чего вам привезти?
— Ничего. Это глупо. Послушайте, не могли бы мы минутку посидеть?
Он взял ее за руку прежде, чем она успела отступить.
— Что вам привезти из города, Лора?
— Маршмаллоу[1], чтобы жарить на огне. Я же сказала вам, что это глупо, — пробормотала она и попыталась выдернуть руку.
А ему, господи, ему хотелось лишь заключить ее в объятия!
— Это непреодолимое желание или просто каприз?
— Не знаю. Просто я смотрю на камин и думаю о маршмаллоу. — Поскольку Гейб не смеялся над ней, ей было легко улыбнуться. — Иногда я почти чувствую их запах.
— А к ним ничего не нужно? Например, хрена?
Она состроила гримасу.
— Очередной миф!
— Вы разрушаете все мои представления о беременных! — Он не мог точно сказать, когда именно поднес ее руку к своим губам, но, почувствовав запах ее кожи, снова опустил. — И вы не носите рубашку.
Хотя он больше не касался ее, он чувствовал ее теплую и бесконечно мягкую руку.
— О! — Она глубоко вздохнула. Он думает не о ней, а о живописи! Он снова художник, а она — его модель. — Сейчас я переоденусь!
— Прекрасно. — Немало потрясенный силой своего влечения к ней, Гейб вернулся к стойке и взял кофе.
Решение пришло быстро, или, вернее, оно было принято в тот момент, когда она услышала, как он лжет ради нее, защищает ее.
— Гейб, я знаю, вы сейчас хотите работать, но я бы хотела… мне надо… я бы хотела кое-что вам рассказать, если вы еще хотите что-то узнать обо мне.
