Алкамен — театральный мальчик | страница 71



— Разве я инвалид? Я стар — ну и что же? У старого козла шлифованные рога! Мы с тобой плечом к плечу стояли на Марафонском поле. Для разведки лучше меня не сыщешь: знаю язык персов, могу нюхать, как ищейка!

Но Эсхил поднял пустой рукав его хитона и отрицательно покачал головой. Курносые стражники беспощадными палками расчистили дорогу, послышалась короткая команда, и всадники исчезли за поворотом — только облако пыли рассеивалось по улице.

— Если с голоду, то можно подыхать, — жаловался Мнесилох. — А как умереть за отчизну, так не дают!


ОТЩЕПЕНЕЦ

Но тут меня сцапал Килик. На людях побоялся бить, схватил за ухо и повел под насмешки толпы, приговаривая:

— Вот я тебе покажу, как ротозейничать, змееныш!

Он пришел меня в кладовую храма. Рабов почему-то не было, и Килик сам, охая и надсаживаясь, навьючивал корзины, а другие жрецы погоняли ослов в горы, где, наверное, прятали имущество в какой-нибудь пещере.

«Все равно, как начнут переправляться, — упрямо подумал я, — улизну, разыщу Ксантиппа, потом переправлюсь сам».

Как бы не так! Килик объявил, что не собирается уходить на Саламин: ведь священный огонь в храме должен и при мидянах гореть, а он, Килик, будет его поддерживать. Меня же он оставляет прислуживать: я маленький, варвары меня не отнимут.

— Оставляю с собой! — назидательно повторил жрец. — Хотя ты и лодырь, и грубиян, и задираешь нос.

Но желание отыскать Ксантиппа жгло меня, не давало покоя. Я стал потихоньку прятаться за колонны, надеясь выйти в сад и перелезть через ограду. Килик заметил это, настиг меня и молча отстегал ослиной упряжью. Я тоже молчал, только вихлялся всем телом, уклоняясь от ударов. Мы оба запыхались. Он меня отпустил — я повалился на траву. Тогда Килик подозвал другого жреца, и они привязали меня к дереву той же упряжью.

— Я бы его давно утопил! — задыхаясь, прошипел Килик. — Да способности есть. В другой час хорошие деньги за него можно взять!

Ах так! Жажда действий меня охватила. Одна рука у меня была прикручена возле пояса, где я прятал кинжал Фемистокла. Когда жрецы отошли, я напряг скрученные пальцы с такой силой, что даже похолодел от боли. И все-таки я извернулся и вытянул кинжал. Несколько движений лезвием — и я свободен! Порезанные пальцы и ноющие кости не в счет!

Я уже не соображал, что делаю. Напустив беззаботный вид, я обогнул колоннаду и показался Килику и жрецам. Те сначала рты разинули, потом пустились за мной с криками:

— Держи его! Ах бунтовщик, ах хитрец!