— Господин, господин...
— Тебя зовут, парень! — дернул меня за хитон отставной моряк и улыбнулся насмешливо: — «Господин»!
Это старая нянька Мики. Она плачет, сморкается в подол, и я долго не могу добиться от нее ни слова.
— Наш хозяин, Ксантипп... — лепечет она. — Да хранит его Посейдон, конеборец...
— Ну, в чем дело? Ксантипп, ты говоришь? Да ну же, перестань плакать!
— Ах, молодой господин!..
— Да не господин я, такой же раб, как и ты.
— Не господин? А я думала, ты защитишь нас, да будет над тобой милость бессмертных!
— Будет, будет милость, бабка. Ну говори, в чем дело?
— Хозяйка совсем плоха, уж и глаз не открывает. Ксантипп так и не пришел... Прислал матроса, передал кошель с деньгами. А на что они теперь деньги? Разве что-нибудь сейчас купишь, кого-нибудь наймешь?
Старуха охала, звенела амулетами на худых руках.
— Мика посылает: иди, старая, отыщи отца, скажи ему... Я — в дом стратега, туда не пускают, говорят — он в гавани; я к морю — и там его нет. О милосердные боги! А мне еще врача искать... Все бегут, все едут. Кто же нам, несчастным, даст телегу, кто увезет нас от мидийской напасти?
Чувство решимости меня переполнило. Ладно, уж если не пришлось совершить подвиг ради отчизны, сделаю все для Мики. Как говорит Ахиллес в «Илиаде»?
Пусть бы я умер сейчас за то, что другу в несчастье
Помощь подать я не мог, и погиб он вдали от отчизны,
Тщетно меня призывая, защитника в бедствии грозном!
— Ступай, бабка. Ищи врача, а я разыщу Ксантиппа. Он пошлет за вами, и вас увезут на Саламин.
Вот и Мнесилох. Напялил на себя все свои одежды — и новые, и ветхие, бороду расчесал, как в большой праздник. Помахал мне рукой из-за толпы с той стороны улицы.
Отряд всадников цепочкой пробивался навстречу бурному потоку войск и беженцев.
— Где враг? — нагибаясь с коня, спрашивал бегущих бородатый командир.
— В Декелее! — кричали одни.
— В Ахарнах, в Алопеке! — указывали другие.
— В Керамике он, в предместье Афин! — завопил какой-то горшечник, который нес завернутый в холст гончарный круг — свое единственное богатство.
— У страха глаза велики, — заметил Мнесилох, который, запыхавшись, перебежал на мою сторону. — Кто откуда бежит, тому и кажется, что враг именно там. Эти парни на конях, наверное, посланы в разведку. Эх, Алкамен, вот бы мне перед смертью еще разок душу потешить!.. Да ведь это Эсхил, поэт! — вскричал он, когда командир всадников обернулся, кому-то угрожая плетью.
Мнесилох тут же подбежал к Эсхилу, ухватил его за стремя:
