— Нет! — рычал народ и потрясал посохами.
— Славнейшие граждане! — продолжал Фриних, вытаскивая из-за пазухи помятый свиток папируса. — Есть у меня новая трагедия — «Ясон»: В ней рассказывается, как герои под руководством богини Паллады строят корабль...
— Поставим трагедию Фриниха! — отвечали ему мореходы. — Долой сухопутных крыс-педиэев!
Все взоры обратились к Фемистоклу. Вождь молчал, не высказывая своего одобрения.
— Время ли теперь, — наконец промолвил он, — когда враг у ворот, время ли предаваться трагедиям? Мы рабочие люди, мы воины и матросы. Оставим театр жрецам, а праздные удовольствия — бездельникам-аристократам.
Но народ не согласился с вождем.
— Мы хорошо трудимся, мы готовы и умереть во славу Афин! Но пусть будет представление на праздниках! Прославим в театре нашу богиню и нашу демократию!
— Но, граждане, казна пуста, каждая драхма на счету. Где возьмем средства на постановку?
Тогда на трибуну взобрался Ксантипп. Заикаясь от волнения, покраснев, он предложил поставить спектакль на свой счет.
Спектакль всегда ставили богатые хореги за свой счет, по очереди. До Ксантиппа было еще далеко, но ему не терпелось отличиться. Народ хлопал в ладоши, кричал, хвалил Ксантиппа.
— Но, слушай, ты же недавно построил на свой счет «Беллерофонт», самый мощный корабль в Афинах?
— У меня найдутся еще деньги.
— Но ведь твои корабли с товаром перехвачены врагом, и ты говорил на рынке, что ты разорен.
— Возьму деньги у ростовщиков, заложу самого себя, но поставлю трагедию не хуже, чем эвпатриды!
Итак, решено, ставится «Ясон», трилогия Фриниха; хорегом утвержден Ксантипп.
На репетициях Фриних и Ксантипп, оба щупленькие, оба суетливые, указывали, укоряли, ссорились, сами пробовали играть и за актера и за хор. Дело спорилось.
Однако и эвпатриды не теряли времени даром. Ксантипп побывал у них на репетиции и потом говорил Фриниху, горестно крутя свою плешивую бородку:
— Посмотри, отец, у Эсхила — два актера, как здорово у них идет действие! А ты сочиняешь по старинке: у тебя выходит один актер и битый час препирается с хором. Народ у нас разбежится со скуки.
Но Фриних пускался в воспоминания о том, как после разрушения персами восставшего Милета он поставил трагедию, где изобразил страдания милетцев. Зрители плакали от сочувствия, и Ареопаг, опасаясь за их душевное спокойствие, запретил дальнейшие представления.
— И все это было сочинено именно так, как повелось исстари, а не как у этого нечестивца Эсхила, да поразят его Мойры! Так повелось уже с древней поры — один актер и один хор. Ксантипп все-таки сомневался. И знаете, на этот раз я был с ним согласен: достаточно было послушать, как живо в трегедии Эсхила разговаривают два актера.
