— Это будет лучше всего, — жестоко ответил Фемистокл.
Между тем голосование шло вовсю. Советовались, спорили, кричали, поминали обиды, даже вцеплялись друг другу в бороды.
Важные пританы — городские судьи — обходили граждан с мешками и собирали черепки. Многие царапали имена на черепках, закрываясь полой плаща, чтобы соседи не подсмотрели; другие срывали эти плащи, чтобы их разоблачить. Шум стоял невообразимый.
Кто-то дернул меня за полу хитона. Внизу стоял жилистый старик с мешком за плечами, в дорожной шляпе. Наверное, крестьянин, пришедший на голосование откуда-нибудь из далекой Декелей.
— Сынок, — просил он, — я неграмотный. Нацарапай мне, пожалуйста, на этом черепке...
— Но я ведь тоже неграмотный и не могу помочь! Тогда старик подошел с просьбой к ближайшему — им оказался Аристид.
— Чье имя ты хочешь, чтобы я написал, добрый человек? — спросил тот.
— Аристида.
Если бы у Аристида были брови, они бы взлетели вверх: еще бы, декелейцы всегда были его опорой!
— А что худого сделал тебе Аристид?
— Мне ничего, я даже с ним не знаком, но уж слишком много о нем кричат: «Справедливый, справедливый!» Тут что-то есть.
Фемистокл улыбнулся. Аристид пожал плечами, нацарапал кинжалом свое имя на черепке, вернул его крестьянину. Тот удалился, бормоча:
— А нам некогда. Нам надо боронить да сеять, хотя как еще боги судят, придется ли и собирать этот урожай? Если не пожгут враги, вытопчут свои...
Через полчаса пританы разложили черепки по кучкам и сосчитали их. В мертвой тишине глашатай объявил, что изгоняется Аристид, сын Лисимаха, из филы Леонтиды.
Аристид сжал тонкие губы и, медленно завернувшись в плащ, поднял ладони к небу:
— О родной город, да не допустят боги, чтобы ты когда-нибудь в роковой час вынужден был вновь призвать Аристида!
— Гляньте на него, гляньте! — из гущи народа донеслась усмешка Мнесилоха. — Руки воздевает, прямо как Клитемнестра в трагедии!
— Народ обойдется без тебя, Аристид, и без твоих эвпатридов! раздавались пламенные реплики Фемистокла. — Спи себе спокойно, никогда тебя не призовут спасать отечество. Народ спасет себя сам!
Аристид медленно спускался по лестнице, опираясь на плечи знатных юношей. За ними потянулись все аристократы — провожать в изгнание любимого вождя.
Вслед им мальчишки швыряли огрызки, ветки, даже камни, а я достал моченую сливу, которую мне удалось стянуть утром из бочки с квашеной капустой. Эту сливу я запустил вслед Аристиду, и так ловко, что она шлепнулась прямо ему в затылок и разлетелась брызгами. Аристид не обернулся, только плечи его вздрогнули.
