Целый час я вел мысленный счет, но вместо порядочной рыбы на крючок ко мне попался за все это время один завалящий ершик, но размером еще меньше того, которого вытащил Тази.
Терпение мое лопнуло.
— Надо перекочевывать. Неудачное место!
Никто не стал возражать хозяину лодки. Мы быстро и шумно собрались, вытащили кормушки, подняли якорь и, спустившись по течению метров на двести ниже, облюбовали новое уютное местечко.
Увы, оно оказалось не только таким же неудачным, как и первое, но и опасным. Я еще только разматывал леску, как Тази с ужасающим спокойствием сказал:
— Попался!
— Да ты, наверно, за кормушку зацепил! — бросил ему Мухаметша.
— Ох, если бы за кормушку!
Я поспешил закинуть свои удочки. Между тем Мухаметша стал браниться так, как умеет браниться только он,— смачно, образно и непристойно. Изо всей его полнозвучной тирады я могу здесь воспроизвести лишь три конечных слова:
— Пропади все пропадом!
Неужели у него крючки зацепились за корягу? Тогда придется опять на новое место переходить! Вот не было печали...
Не обращая внимания на обескураженных моих товарищей, делаю заброс и, держа в руке удилище, мысленно считаю: раз... два... три, тридцать три. Вздерг!
И тут я громко повторил те слова, которые только что вылетели из уст Мухаметши! И мой крючок крепко засел!
Мои друзья разом вздохнули с видимым облегчением. Беда стела общей. Мухаметша сказал тоном профессора-медика, который сообщает родственникам больного роковой диагноз:
— В этом месте лежит коряга размером со сказочного дива. Наши крючки в ней!
С тем же ужасным спокойствием Тази добавил:
— Мои там и останутся. Уже оборвались.
— Мои тоже! — сказал Мухаметша.
В этот миг лопнула и моя леска. Да, надо поскорее отсюда убираться.
— Тази, снимайся с якоря! — скомандовал я.
— Погоди, только кормушку подниму.
Но и кормушка тоже оказалась в цепких объятиях «дива». Мешок, прикрепленный к миллиметровой капроновой леске, не вытаскивался и не обрывался. Тази тянул-тянул,— а он ни с места. Попробовал дергать то вправо, то влево — никаких признаков движения. Вдруг он насторожился.
— Братцы, это не коряга, это рыба. Кормушку сглотнула огромная рыбина. И не отдает!
— Может быть, это не рыба, а белый медведь? — сказал Мухаметша.
— Я не шучу. Она трепыхается. На, возьми сам, убедишься!
Тази не успел передать Мухаметше конец капроновой жилки от кормушки, как та сама собой стала подниматься со дна реки.
— Отцепилась!
— А ты говорил — рыба!
— Даю слово, была рыба!
