В карцере было не очень уютно, в каменных стенах еще жила зима. Лежа на спине, Джон смотрел на низкие своды и беседовал с Загалсом, духом, что написал все книги на свете и обустроил все библиотеки.
Бернеби кричал ему:
— Вот она, ваша благодарность!
Почему «вы»? Ведь это Джон держал его в руках, а не кто-нибудь другой. Это у него в объятиях тот дергался, как кукла на веревочках. Как это сказал Хопкинсон? «Ну, ты силач!» — сказал он тихим шепотом, и в шепоте его слышалось почтение.
Из школы его наверняка выкинут. Где же он будет дожидаться Мэтью? Давно пора было бы ему уже вернуться. Нет, надо бежать, и чем раньше, тем лучше! Спрятаться на барже под брезентом, которым покрывают зерно. Пусть думают, что он утонул в Ладе.
Можно добраться до Гулля и попытаться попасть на углевоз, как Джеймс Кук.
С Томом ничего не вышло. Шерард Лаунд, вот кто бы пошел за ним не раздумывая! Так он теперь гнет спину на полях, пропалывает репу.
Джон как раз держал совет с Загалсом, когда дверь в карцер отворилась и на пороге появился доктор Орм. Он вошел, втянув голову в плечи, как будто хотел показать, что карцер, собственно говоря, для учителей не предназначен.
— Я пришел, чтобы помолиться с тобой, — сказал доктор Орм. Он смотрел на Джона пристальным взглядом, в котором не было между тем неприязни. Его веки ритмично поднимались и опускались, будто обмахивали ему лицо, чтобы его усталой голове легче думалось. — Мне передали твои книги и твою тетрадь, — продолжил он. — Скажи, кто такой Загалс?
Глава четвертая ПУТЕШЕСТВИЕ В ЛИССАБОН
И вот он на корабле, посреди самого моря! «И ведь не опоздал, поспел ко времени», — шептал тихонько Джон, улыбаясь горизонту. В приливе чувств он стукнул кулаком по лееру, потом еще и все не мог остановиться, рука сама собою отбивала ритм, как будто хотела сообщить этот ритм валкому судну, в надежде, что оно не собьется с него до самого Лиссабона.
Берег канала уже скрылся в тумане, о котором теперь напоминала лишь легкая дымка, растянувшаяся длинной полосой. Тугие канаты разбегались в разные стороны, но все они рано или поздно устремлялись наверх, увлекая за собою взгляд, и, чтобы проследить, куда они уходят, приходилось все время высоко задирать голову. Не корабль нес на себе мачты, а паруса тянули его за собою, приподнимая из воды, так что казалось, будто он держится на них, привязанный тысячью веревок. Каких только кораблей он не насмотрелся, пока они шли по каналу, — красавцы с богатой отделкой, с чудесными именами вроде «Левиафан» или «Агамемнон». После надгробий на кладбище он не встречал более достойного места для букв, чем борт или нос корабля. Под конец из тумана вынырнул гигантский линейный корабль, с которым они чуть не столкнулись, хотя на обоих бортах не переставая сигналили туманные горны и били колокола.
