– А-а-а, – завыл Иван, просыпаясь, – а-а-а-а…
Странный сон рассыпался и исчез – когда Иван открыл глаза, вокруг была знакомая комната, и за черным окном привычно тренькала гитара. У него осталось неясное воспоминание об испытанном потрясении, а в чем было дело, он не помнил совершенно. Но оставаться в кровати было страшно. Он встал и нервно заходил по крашеным доскам пола. Надо было чем-то себя занять.
«А не убраться ли в комнате? – подумал он. – Такое свинство, просто страшно делается… свинство… свинство, – повторил он несколько раз про себя, чувствуя, как от этого слова внутри что-то начинает подниматься, – свинство…»
Странное ощущение постепенно прошло.
Оглядевшись, он решил начать с бутылок. «Чего-то такое странное было, – вспомнил он, раскрывая окно и выглядывая вниз, в заваленный мусором двор, – насчет аккордеона…»
Во дворе было пусто – только в его дальнем конце, там, где были качели и песочница, дрожали сигаретные огоньки. Дети давно разошлись по домам, и можно было выкидывать мусор прямо вниз, на помойку, не боясь кого-нибудь изувечить. Иван швырнул несколько бутылок в окно, прошла примерно секунда, и тут снизу долетел немыслимый по своей пронзительности кошачий вой, которому немедленно ответило радостное улюлюканье со стороны качелей и песочницы.
– Давай, трудячь, в партком твою Коллонтай! – закричал оттуда пьяный голос Валерки – видно, успел спуститься. Захохотали какие-то бабы. – Всем котам первомай сделаем в три цэка со свистом!
– Со свистом, – повторил Иван, – свинство… со свистом… винстон…
Он вдруг отшатнулся от окна и схватился руками за голову – ему показалось, что его плашмя ударили доской по лицу.
– Господи! – прошептал он. – Господи! Да как я забыть-то мог?
Он кинулся к шкафу, раскидал оставшиеся бутылки – они покатились по полу, несколько разбилось – и распахнул косые дверцы. Внутри стоял ободранный футляр от аккордеона, Иван вытащил его из шкафа, перенес на кровать, щелкнул замками, откинул крышку и положил ладони на шероховатую панель передатчика. Одна его ладонь поползла вправо, перешла в другое отделение и нащупала холодную рукоять пистолета, другая нашла пакет с деньгами и картами.
– Господи, – еще раз прошептал он, – а ведь все позабыл, все-все. Не долбани эта штука по спине, так ведь и сейчас с ними пил бы… И завтра…
Он встал и еще раз прошелся по комнате, вороша волосы ладонью. Потом сел на место, пододвинул к себе раскрытый футляр и включил передатчик, который словно раскрыл на него два разноцветных глаза: зеленый и желтоватый.
