Очнувшись, Таис увидела склонившихся над ней Птолемея, Леонида, Селевка, Кена. Собрав силы, она прошептала: «Леонид…» (По лицу Птолемея прошла тень.) Тот дал ей глоток вина и отер мокрой рукой лицо: «Что с тобой? Много каталась верхом или женские дела?» — «Да, женские…» — ухватилась она за эту мысль. И тут услышала голос Александра и решительно взялась за руку Леонида: «Скорее уведи меня отсюда». Ненависть моментально вернула ей силы, и она, опираясь на руку Леонида, быстро покинула «праздник».
Таис не отвечала на расспросы фессалийца и думала лишь о том, чтобы дойти до дома и скорее остаться одной.
— Пожалуйста, со мной все хорошо, да, я лягу, да, служанка поможет, иди, иди, пожалуйста.
Таис чувствовала страшное возбуждение, но голова казалась холодной и пустой. Оставшись в одиночестве, она как во сне достала бритвенный нож и, не глядя, с яростью полоснула по запястью. От резкой боли закричала, ее испугал вид брызнувшей фонтаном крови. Таис зажмурилась, ей хотелось, но не получалось зажать порез здоровой рукой.
Леонид ворвался в дом, бросился к ней. Окровавленная Таис, не отдавая отчета в своих действиях, вырывалась из его рук. Только с помощью вбежавших слуг ему удалось скрутить ее, обработать и перевязать рану, и кое-как, с третьего раза, влить успокоительные капли. Таис трясло как в лихорадке, и Леонид долго успокаивал ее, пока она постепенно сама по себе не впала в транс, без всякого выражения глядя в одну точку и раскачиваясь. Когда лекарство подействовало, она уснула и спала неспокойно, всхлипывая и вздрагивая всем телом.
Потрясенный Леонид взял обещание со слуг хранить случившееся в тайне. Приказал передать пришедшему Птолемею и посланнику от Александра, что госпожа спит, и все нормально. Сам же просидел до утра в тяжелых раздумьях, придя к малоутешительному выводу, что не в состоянии ничего понять.
На следующее утро Леонид умело лечил ее рану. (Уж кто, как не мужчины, проводившие жизнь в войнах, разбирались в лечении ран.) Таис же скупо извинилась за беспокойство и попросила не мучить ее расспросами, и все забыть.
— Шрам не изуродует тебя сильно, — Леонид погладил ее холодные пальцы и поцеловал их.
Таис же вспомнила, как их гладил Александр, когда лежал в горячке. Больной, с затуманенным сознанием, он был добр и нежен с ней. Но причиной тому было лишь затуманенное сознание. Она сделала неправильный вывод, впрочем, как всегда. Она ошиблась в своих надеждах. Но не стоит сейчас думать о нем. Ни сейчас, ни…когда — никогда. Хватит врать себе и жить в вымышленном, желаемом мире. Раз уж не получилось совсем уйти из жизни — судьба в лице Леонида вмешалась, не допустила пойти по пути наименьшего сопротивления, — значит, придется жить по-новому. В том мире, каков есть. «Быть умницей». У нее сжалось сердце. «Я обязательно научусь. Только не сейчас, сейчас я слишком устала…» — прошептала она, путая от слабости два мира — действительности и фантазии.
