Когда лорд Камерон с дочерью возвращались домой из особняка Уэстли, на улицах уже стемнело. Голова у Изабель ужасно болела, и боль с каждой минутой усиливалась. Отец же за все время пути не проронил ни слова. Он молча смотрел в окно экипажа, и все его поведение свидетельствовало о том, что он весьма удручен произошедшим. Впрочем, Изабель такое поведение отца вполне устраивало, хотя очень хотелось спросить, что произошло между ним и Маркусом Хоксли.
Когда карета подкатила к их особняку на Парк-лейн, пошел мелкий холодный дождь, окутавший майский вечер унылым серым покрывалом, что вполне соответствовало ее настроению. Тяжело ступая, Изабель поднялась следом за отцом по ступеням парадного крыльца и вошла в мраморный холл.
В ноздри ей тотчас же ударил аромат жареного барашка, и Изабель почувствовала, что ужасно проголодалась. Только сейчас она сообразила, что пропустила не только ленч, но и обед. Ей захотелось сменить свое шелковое платье с низким вырезом на что-нибудь более подходящее, а затем сказать горничной, чтобы принесла ужин в ее комнату. После чего она занялась бы своими любимыми акварелями — это всегда успокаивало ее и утешало.
Дворецкий принял у нее плащ, и Изабель сразу же направилась к лестнице. Уже поднявшись до середины, она вдруг почему-то остановилась и, обернувшись, посмотрела вниз.
Отец, стоявший у подножия лестницы, не сводил с нее глаз, когда же взгляды их встретились, его лицо исказилось от ярости. Несколько секунд спустя он резко развернулся на каблуках и исчез. Правда, Изабель еще какое-то время слышала эхо его шагов, прокатывавшееся по коридору и разносившееся, как ей казалось, по всему дому. Он вышагивал как генерал, идущий впереди своего войска, ведущий его в бой.
Закусив губу, Изабель бросилась к себе в комнату. Захлопнув за собой дверь, она швырнула свой ридикюль на постель и осмотрелась. В углу комнаты, под окном, стоял мольберт с незаконченным пейзажем, и он словно манил ее к себе. Рядом с картиной помещался небольшой столик, уставленный баночками с кистями и водой, были здесь также крошечные кубики акварельных красок.
Изабель не позволяли использовать одну из комнат дома в качестве студии, и потому она отвела для этой цели угол своей спальни. Поначалу, когда Изабель только начала увлекаться искусством, отец оплачивал ее уроки, так как считал их составной частью образования молоденькой девушки, вступающей в общество. Но затем, когда она проявила подлинный интерес к живописи и пожелала учиться дальше, граф решительно заявил, что
