У меня не нашлось сил высунуть язык и показать ей, что я здорова. А очень хотелось — хотя бы потому, что она вмиг раскусила меня с этой моей «засадой», казавшейся мне плевым делом.
— Нет, мама, извини. Спасибо.
Она пощупала мне лоб тыльной стороной ладони. От этого прохладного прикосновения я почувствовала себя беспечной пятилетней девочкой, надежно укрытой под маминым крылышком.
— Нет, жара у тебя нет, и все же… — Она показала на сок, призывая меня выпить.
Я проглотила пилюли.
— Вообще-то я и вправду чувствую себя разбитой. Устала, и голова трещит страшно.
— Переутомление?
— Переутомление?! Да это еще мягко сказано!
Отвернувшись к раковине, она спросила:
— Так, может, из-за этого переутомления ты вытолкала из дома свою кузину, шипя и бросаясь на нее как кобра?
Я прикрыла ладонью глаза.
— Я объявляю ей бойкот и к себе больше вообще не пущу!
— Нет, дочка, нельзя, — обернулась мать. — А то как же мы тогда будем узнавать все семейные сплетни?
— И правда.
Тейлор разносила самую бесполезную информацию со скоростью, которой мог бы позавидовать компьютерный вирус. Весь наш обширный семейный клан очень рассчитывал на нее во всем, что касалось сплетен.
Мать подошла ко мне сзади и обняла за плечи.
— Ну ладно, больше не буду совать свой нос в твою жизнь.
— Отлично!
— Нет, я имею в виду, не буду, когда умру. Тогда этим займется пенсионный фонд. Я так и указала в своем завещании.
Я рассмеялась и тут же пожалела об этом, потому что головная боль с новой силой растекалась по затылку. Мать выкладывала из холодильника еду. Массируя сзади шею и откинув голову, я сказала:
— Мамуль, вообще-то это я собралась сунуть нос в твою жизнь. За этим и приехала. Ты, конечно же, догадалась, что я отмахала по воздуху три сотни миль, потому что хочу получить откровенные ответы на кое-какие вопросы.
Она выложила на стойку помидорки-черри и кочан салата.
— Да, догадалась. Давай-ка приготовим ужин. У меня в баре есть отличное красное вино — «Долина Напа». Надо будет распечатать.
— Мама, пожалуйста, не уводи разговор в сторону!
Лицо ее посерьезнело.
— И не собираюсь. Давно уже пора поговорить откровенно.
— Правда? А как давно?
— Да лет двадцать.
* * *
Койот стоял у окна. Из гостиничного номера перед ним открывалась панорама города — небо красноватыми полосами, и на его фоне небоскребы, усыпанные оранжевыми веснушками электрических огней. Из-за городского чада такие вот величественные закаты случались теперь все реже. Город все больше и больше утопал в дыму и копоти. Достаточно было поднять лицо навстречу ветру, чтобы почувствовать на языке этот привкус.
