Батистовый сарафан развевался под морским ветром. Он был алого цвета, и черные волосы, распущенные по смуглым плечам, подчеркивали этот яркий, даже яростный цвет. Ази шла вдоль кромки воды, ее ноги в сандалиях лизала волна. В последнее время она стала себя ощущать как-то странно, с тех пор как увидела того мужчину. Она видела его мельком, но что-то случилось с ней, точно ожили какие-то ее фантазии. Он был другим, не таким, как Халамбус, как здешние мужчины. Точно электрический ток пробежал по ее телу. Когда она вспоминала его, ток, только меньшей силы, снова ударял ее. Тогда она сидела в кресле и радовалась, что сидит, потому что, если бы стояла, едва бы смогла оторвать ноги от пола. Она наблюдала, как муж показывает ему свои картины, на каждой из которых была она. Прежде Ази не заботило, что зрители увидят ее тело на работах мужа. Позировать мужу для его выложенных камнями картин, она считала, входит в ее обязанности жены художника. И это никак не задевало ее. Но на сей раз ей показалось, что она сама раздета перед этим мужчиной. Это чувство ей понравилось, чего она от себя никак не ожидала.
Волна замочила ее сандалии. Ей было приятно влажное соленое прикосновение, и она поглубже вошла в воду.
Ази родилась в богатой семье на берегу моря. Ее выдали замуж, когда она, как говорят здесь, была бутоном, который вот-вот раскроется. Она ничего плохого не могла сказать о семье, в которую вошла. Ее муж, Халамбус, тоже достоин одних похвал — красив, ласков, прекрасный отец двоих детей. Рисует. Знаменит и скоро, она не сомневается, станет известным всему миру. Но кто заглядывал ей в душу, если она сама туда не смотрела? Кто спрашивал ее, что она чувствует, когда он прикасается к ней, воображая на ее месте другую?
После того как Ази вышла замуж, она много читала. Она была способной, но ее не учили в университете. Но о чем теперь говорить? Книги, которые стояли на полках, тесно прижатые друг к другу, манили ее.
— Э, дочка, обломаешь свои глаза об эти острые буквы. Мелкие, как маковое зернышко. Зачем тебе? — нараспев говорил дедушка, увидев ее за чтением. И правда, зрение стало хуже, но вряд ли от чтения. Скорее от вязания. Она любила это занятие и не могла отказаться от него.
Халамбус вернулся на этот раз из Америки совершенно другим. Он говорил с ней, улыбался ей, но словно смотрел при этом мимо нее. Она чувствовала неудобство, потому что уже давно, лежа в его объятиях в их красивой спальне на широкой кровати, воображала на его месте другого.
