Бонни вспыхнула.
— Но Даяна! Я не хочу о нем думать. Он… Я не хочу его знать!
— Но он о тебе думает!
— Откуда ты знаешь?
— От Патриции Мун.
— От Мун? А откуда ты знаешь эту прорицательницу? — Бонни насмешливо посмотрела на Даяну. — Вот уж не думала, что ты веришь всей этой чепухе.
— Я не верю. Но у Пат что-то есть. И когда я снимала ее, моя камера не могла справиться с ее глазами. А камере я верю больше, чем себе. На каждом слайде они были похожи на две черные дырки. Так вот, я виделась с ней, и она мне сказала, что познакомилась с художником-киприотом на выставке возле его картин. И он увлечен женщиной, американкой, сказала она мне. Нет, знаешь, она выразилась сильнее — он прилип к ней.
— А откуда ей это может быть известно?
— Известно. Она проверяет по глазам и по биополю. Знаешь, когда я снимала ее, она меня так притиснула к себе, что я едва не задохнулась. Я почувствовала себя при этом совершенной куклой.
Бонни уставилась на Даяну широко раскрытыми глазами.
— Она тебя обнимала?
— Она должна обнять человека, чтобы ощутить его биополе.
Так может, та женщина и Халамбус… — подумала Бонни.
— А как она выглядит?
— Обворожительно. Блондинка с длинными волосами.
— А у нее есть шубка из рыси?
— У нее их дюжина. И все разные, — усмехнулась Даяна. — А что тебя взволновал ее гардероб?
— Да так просто. Любопытно.
— А… А вот и Педро. Какое мясо! Ты только посмотри, Бонни. И твой авокадо.
И Даяна плотоядно уставилась на поднос, с которого Педро снимал кусочки баранины, и поливал их соусом.
Бонни взяла вилку, нож и подумала… Впрочем, нет, это ничего не меняет и не подтверждает. Не имеет значения…
— Так вот, — продолжала Даяна после того, как они еще немного выпили вина, — мой агент сказал, что я могу получить хорошие деньги, если полечу в Никосию. Мой агент считает, что продаст серию фотографий о художнике Халамбусе ничуть не дешевле, чем о президенте Филиппин. В Никосии я постараюсь сделать несколько дел. — И она пристально посмотрела на Бонни.
Даяна любила путешествовать. И не только по тем странам, где они с Ларри жили в пятизвездочных отелях. Она любила забираться в самую гущу леса, где Ларри охотился на птиц. Они и в этот раз собирались на остров Сан-Хуан, что недалеко от Сиэтла. Там просто великолепно, там всегда хорошая погода — зимой никогда не бывает холоднее 40 градусов по Фаренгейту, а летом жарче восьмидесяти. И там нет снега.
У Даяны была еще одна слабость — море. Она не могла без него жить. И сейчас, летя на Кипр, она мечтала о бирюзовом Средиземном море. Она обязательно съездит с Ларри в это лето на озеро, они возьмут напрокат плавучий домик длиной десять метров с мотором, по пути захватят двух друзей, для которых, пожалуй (Даяна расплылась в улыбке), больше подходит название «супруги», чем «друзья». Они так выручили ее своей поддержкой, когда она должна была принять решение и круто изменить свою жизнь. Она собиралась уехать на Филиппины. И Ларри был согласен, потому что он согласен со всем, что хочет его жена. Она в то время считала, что должна быть рядом с матерью. Потом долго мучалась и призналась себе, что следует подумать и о своей жизни. О себе. А та пара уже сделала выбор — мужчина был американец, а женщина — из Таиланда. И она окончательно решила, что не хочет уезжать из Штатов. На Филиппинах была очень сложная обстановка. Это тревожило ее. Она слышала, что там застрелили нескольких американцев, что к ним относятся враждебно. Она не может рисковать Ларри. Уж его-то никак не выдашь за местного. Даяна представила себе своего мужа янки-гиганта будто из супербоевика. Как она любила его снимать! Однажды, чтобы сделать совершенно потусторонний кадр, она покрасила его тело в синий цвет. На выставке, где была эта фотография, синий мужчина оказался точкой притяжения для зрителей.
