‒ Е?и меня, миленький, родной мой, е?и…
И он вспомнил, как они впервые стали говорить друг другу эти нецензурные слова, которые и до сих пор говорят только в постели и никогда вне ее, потому, что там они бранные, грязные и безобразные, а в постели нежные, ласковые, чистые, возбуждающие, или наоборот, сильные, звонкие, неистовые, доводящие до экстаза; как он совсем случайно сказал ей тогда: подстрахуй попку, и она прыснула смехом, ответила озорно: подстрахуем вместе, и он тоже прыснул, и им понравилось…
‒ Боже, как необычно…
Сокращения влагалища становились все более сильными, и ему вдруг почудилось, что под ним сейчас не только мама с Иринкой, но и его Светланка, с ее нежным пушком на лобке и набухшими в виде конусов сосками и ему стало от этого страшно, он вздрогнул, будто пронизанный током, вскинулся и открыл глаза…
Иринка тоже замерла, и тоже испуганно вскинула на него широко открытые веки.
‒ Что? Что, милый?
Тревога в ее шепоте вернула его к реальности, он тут же вспомнил, что она только что из-под другого мужчины и у него заныло в груди…
‒ Как ты? ‒ спросил он тоже шепотом.
‒ Ничего.
Она поняла, о чем он спрашивает, и добавила:
‒ Хорошо мне было… очень… Ты меня простил?
‒ Да.
‒ Посмотри в глаза.
Их взгляды встретились.
‒ Простил… любимый мой…
Все. Этого скрещивания взглядов оказалось достаточно, чтобы все вернулось на свои места… Они оба сразу же почувствовали, как вмиг растаяла между ними завеса некой неопределенной отчужденности. Они снова стали единым целым…
‒ Болит девочка?
‒ Нет. Совсем нет. Попка немножко. Чуть-чуть…
‒ Ты дала в попку?
‒ Было совсем не больно. Я ему презервативы надевала. Из тех, что ты купил на сегодня. Они такие скользкие снаружи. А у него он такой смешной, длинный-длинный, длиннее твоего и в два раза тоньше. И загнутый кверху. Он так легко проскочил, я совсем не почувствовала боли. Только приятно было жутко… Он его весь туда засадил… и так упирался снизу, в матку… такое впечатление было, что он изнутри меня… Ты ведь так ни разу по-настоящему этого и не сделал…
‒ Тебе же больно было…
‒ Да. Он у тебя такой толстый. Я думала, что у всех мужиков он таким становится, когда встает. А у него он только удлинялся…
‒ Он сам попросил?
‒ Да. Сначала спереди, как сейчас лежу, только ноги мне сильно задрал. Потом сзади, это вообще… как конь. А потом и стоя, в ванной.
Лежащий во влагалище шалбан непроизвольно подскочил.
‒ Ага! ‒ лукаво улыбнулась она. ‒ Возбуждает? Так тебе и надо…
