Он мгновенно опустился, плечи обмякли и съежились, глаза сами собой закрылись от приступа ошеломительного стыда…
Она мгновенно отреагировала, поднялась в постели, прижалась к нему, стала гладить по голове, как ребенка.
‒ Ну что ты, миленький… Ну не надо, пожалуйста… Ты же сам чувствуешь, как ей сейчас… Ты же все понимаешь… Ничего плохого в этом нет… Она любит только тебя и никого больше… И всегда будет любить. Это совсем другое, совсем другое, понимаешь? Только чтобы убедиться, что лучше тебя нет и быть не может. Ну давай я сниму трусы, ладно? А ты смотри, сколько хочешь. Увидишь, я почти такая же…
Она ничего не поняла. Она и говорила с ним, как с ребенком.
‒ Давай. Смотри, здесь все, как у Ирины, ‒ она уже слегка отстранила его, чтобы он не мешал, освободила ноги и стала быстро снимать штанишки, пока не отбросила их на пол, ‒ все так же, как у нее, посмотри.
И легла, разложив ноги по обе стороны от него, все еще полусидящего на согнутых коленях.
Затем, то ли ей стало вдруг неловко от бесстыдства, то ли она уловила в его взгляде что-то еще, ее настораживающее, снова приподнялась, снова обняла, одной рукой, левой, а правой взяла за подбородок, как школьника, повернула лицом к себе.
‒ Ну посмотри на меня, в глаза посмотри, разве я тебя когда-нибудь обманывала?
‒ Нет… ‒ как школьник он и ответил.
‒ Значит, веришь ей?
‒ Да.
Она еще несколько секунд смотрела в его глаза, пока он не отвел от нее взгляда, затем мягко поцеловала закрытые губы. Снова опустилась на постель, закрыла глаза руками и прошептала чуть слышно:
‒ Господи, прости меня…
И застыла так.
‒ Я… ‒ нерешительно начал мямлить он, ‒ посмотрю Вас… как Ирку… можно?
‒ Да.
Подушку она из-под головы отбросила еще раньше, и он взял и, сам не понимая что делает, просунул ее под послушно приподнявшиеся ягодицы до самой спины так, что ее промежность выпятилась и как бы нависла высоко над простыней. Лег между ее ног лицом к лону, так близко, что мог различать кожные поры.
‒ Отто Вейнингер*** считал половые органы безобразными… Как он мог такое говорить?
‒ Он был мальчишкой, ‒ улыбнулась она. ‒ Очень умным, но мальчишкой… Да и не только он так думал. Большинство так думает…
Мальчишкой. А он-то кто? Сильно взрослый? Как дите малое, уставился и любуется. Будто в первый раз видит…
Но стыдно ему почему-то не стало. Наоборот, как-то легко и просто на душе. Будто и вправду перед ним его Иринка… Никаких сомнений, никакого смущения.
‒ Она сейчас тоже так же лежит.
