— Я знаю.
Саммер подмигнула ей, и они засмеялись.
— Ты останешься сегодня? — спросила Скарлет.
— А ты не хочешь пойти к Джону?
— Сегодня я хочу быть с тобой. — Она улыбнулась. — И еще хочу выспаться.
— Я позвоню Зику и скажу ему, что остаюсь у тебя.
Скарлет спросила себя, будет ли у них еще когда-нибудь такая ночь, как эта, только вдвоем. Вероятно, нет.
Эта мысль окрасила печалью остальную часть вечера, придавая всему, что они говорили и делали, сладостно-горький привкус. Кто бы мог предсказать, что их жизнь так резко изменится всего за пару месяцев?
Вертолет Эллиотов завис над «Морским приливом», готовясь к посадке. Скарлет посмотрела вниз — огромный дом начала двадцатого века, стоящий вблизи обрыва, за которым открывается вид на постоянно меняющийся Атлантический океан. Элегантная круговая дорога. Великолепный бабушкин розарий и безупречно подстриженные благоухающие лужайки. И сад, и лужайка помнят бесконечные игры в прятки и страстные футбольные поединки.
Каменные ступени ведут с обрыва на частный пляж, где Скарлет и Саммер коротали теплые июльские дни и прохладные августовские ночи за разговорами о мальчиках, о своей жизни и о родителях, отчаянно пытаясь удержать их в своей памяти.
Отношение Скарлет к «Морскому приливу» было сложным. Приют, но иногда тюрьма. Бабушка была миротворцем, а дедушка диктатором. Саммер была дипломатом, а Скарлет мятежником. А теперь ей удалось заключить с дедушкой мир. И ей очень приятно думать об этом.
Скарлет собрала всю свою храбрость, когда вертолет медленно опустился на землю.
Она нашла дедушку и бабушку в солярии, где они наслаждались утренним солнцем. Старики сидели на двухместном диванчике, склонив, друг к другу головы и спокойно разговаривая. Можно было позавидовать той нежности, которая у них сохранилась после пятидесяти семи лет брака.
Скарлет закрыла глаза, сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и вошла в солярий.
— Доброе утро, — сказала она, целуя их по очереди.
— Что-то случилось? — с беспокойством спросила бабушка.
— Со мной все в порядке. — Скарлет протянула коробочку Патрику. — Я не могу принять это. Оно прекрасно, дедушка, но я не заслуживаю его. Ты уже не будешь гордиться мною, как только узнаешь, что я собираюсь сказать.
Он нахмурился.
— Уже целый год ты не вызывала сплетен, и меня уверили, что ты стала незаменимой в «Обаянии».
— А кто рассказал тебе о моей работе в «Обаянии»?
— Я спросил у Кейда, как идут у тебя дела. По крайней мере, он хотя бы разговаривает со мной. Финола предпочитает не общаться с нами.
