«Скорее к теплу, иначе — смерть».
Не раздумывая, Алексей побежал к крайнему дому. Он стоял на отшибе, около болота.
Постучал в окно. Открылась дверь, и на пороге выросли... два немецких солдата.
— Русс партизан? — воскликнули они одновременно.
Алексей не ответил. Он растирал окоченевшие ноги.
— Партизан, партизан!
Из-за стола поднялся седой оберфельдфебель среднего роста, широкоплечий и с правильными чертами лица.
— Ти бежаль?
— Нет, — Кубышкин мотнул головой. — Отстал я. Рубили дрова в лесу, я пошел в деревню попросить хлеба. А машина уехала.
— Хлеб? Вот. — Оберфельдфебель подошел к столу, взял кусок хлеба и протянул Кубышкину.
Пока Алексей жадно ел, немцы начали между собой спор. Маленький рыжеволосый солдат с холодными мутными глазами все хватался за автомат. Второй — высокий — что-то горячо доказывал рыжеволосому и отводил дуло автомата. Наконец, видимо, что-то решили — связали Алексею руки и ноги и затолкнули его под широкую лавку.
Спал Алексей тревожно, метался, вскрикивал, просыпался. Всю ночь одолевали сны. То он сидит в тюрьме и видит из окна, как немцы строят виселицу, то он бежит по лесу, а за ним гонятся овчарки. И, чувствуя, что одна из овчарок вот-вот его схватит, Кубышкин проснулся. Голова разламывалась, тело горело, будто опаленное огнем. Он еле поднялся. Силы ни в руках, ни в ногах не было.
Утро стояло морозное, ясное, С востока заалел краешек солнечного диска. Он сначала позолотил облака в вышине, потом озарил деревню. Серое небо постепенно становилось синим.
В деревню пришли два грузовика с военнопленными, приехавшими за дровами. Алексея как раз выводили из дома. Старший охранник, выходя из кабины, узнал Алексея. Он о чем-то поговорил с немцами. Потом показал Алексею на машину:
— Шнель!
Алексеи залез в кузов и приготовился к самому худшему. Всю дорогу до лагеря думал о том, почему так терпимо обошелся с ним старший охранник. Догадывался, что это не просто случай, удача, здесь нечто большее... Но что?..
В лагерь Алексея привезли совершенно больного. Он с трудом влез на верхние нары и обессиленно повалился на соломенную подстилку.
Дни шли, а Кубышкину становилось все хуже. Заглядывал в барак лекарь.
— Рус! — кричал он. — Вонючая свинья! Встать! — Давал какие-то таблетки, но они не помогали.
Алексей уже не мог подниматься с нар. Подстилка гнила под ним, лицо ссохлось, обросло щетиной, глаза совсем ввалились.
И опять случилось нечто, взволновавшее Алексея и поначалу заставившее насторожиться.
