— Дурю, стало быть! — повторила она, словно продолжая спор с кем-то невидимым. Пусть катится к дьяволу. Можно подумать, сам монастырь — оплот чести и добродетели! В последние годы никто уже в это не верил. Вот и настоятеля недавно взяли. Ага, самого Уолтера де Луиза, — за то, что помогал освободить из Тауэра изменника Мортимера.
Элен обходила монастырскую стену, поглядывая искоса на серые взбаламученные воды реки. Если хорошенько присмотреться, на берегу всегда найдется что-нибудь, что разумная женщина может подобрать на продажу.
В мире совсем, почитай, не осталось любви. Так считала Элен, и никто ее не переубедит. Она была женщиной богобоязненной, и ее очень даже беспокоило, что Господь их покинул. Даже Святую Землю отобрал, а это уж яснее ясного показывает, что Он отвернул лик свой от заблудшей паствы своей.
Она заметила что-то в низких кустистых тростниках и приостановилась. Дождь лил стеной, и очень хотелось под крышу, а не в грязи прибрежной вязнуть, разбираясь, нет ли там чего годного на продажу, но бедность пересилила. Ворча себе под нос, она с упреком взглянула на небеса и свернула в ту сторону. Для нищих каждый пустяк чего-то стоит, а беднее ее мало найдется.
Она была еще малявкой, когда слышала, как священник предвещает беду. Незадолго до того крестоносцы потеряли Святую Землю. Она частенько вспоминала его пророчества. Глад, да-да, и война, и мор. Ну, мора на людей, хвала Господу, не случилось, зато мерли овцы и другая скотина, а это тоже большая беда. Потом и голод настал. Господи, спаси! Девять лет тому назад в округе за лето каждый десятый помер от голода. Бывало, как выйдешь на дорогу — непременно увидишь какого-нибудь бедолагу: еле плетется, а потом упадет и помирает в пыли. Сколько было мертвецов. А сколько голодали и уже надеждой расстались!
Ей на минуту вспомнился ее Томас. Его улыбка, его веселые объятия, его любовь…
Зря. Уж почти два года минуло. Она нашла его наутро после праздника поклонения веригам святого Петра, на следующий день после того, как видела призрака на болоте. Вот потому-то и призрак показался: предвещал смерть мужа.
Давешней ночью ей снова почудился тот призрак. Высокая темная фигура на болоте, в плаще с капюшоном.
— Больше уж у меня мужа не возьмешь, — шепнула она про себя.
После его смерти жить стало трудно. Вокруг все больше народу побиралось. Слабые, голодные, хромые и увечные — все стекаются к Лондону, всех тянет в великий город: богатых и бедных, в надежде и в отчаянии. Он вбирает их в себя, а после выплевывает кости, высосав из них жизнь.
