— Питер, Питер, они ушли. Теперь ты можешь поговорить со мной одним.
Фалконер мягко встряхнул молодого монаха, уговаривая того открыть глаза и оглядеться. Спустя минуту, когда он уже думал, что все уговоры впустую, левый глаз юноши вдруг открылся, словно он испытывал правдивость магистра-регента.
— Посмотри, Питер, настоятель ушел, и брат Томас тоже. Скажи мне, кто умер? Что сталось с твоими друзьями, с Мартином и Эйдо? Чем вы занимались, чего ты так испугался?
Питер приоткрыл другой глаз и искоса заглянул в лицо Фалконеру.
— Кто сказал, будто мы чем-то занимались?
Он отпирался, как пойманный на шалости мальчуган, и Фалконеру пришло в голову, не сводилась ли все дело к тому, что троица молодых людей ублажала друг друга. Видит бог, он привык к такому в университете. Хотя там это редко кончалось смертью, но молодой монах в приступе раскаяния мог покончить с собой. Только страх в глазах Питера показывал, что тайна троих юношей была серьезнее и касалась более опасных вещей. Питер тем временем снова завел свое:
— Ищи геометрического совершенства: где вход — число шесть, а между восемью и девятью зазор. Там три, а имя Божье — создание. — Он ухватил Фалконера за руку и подтянулся к нему, насколько позволяла цепь. — Повтори мне!
Фалконер опешил, но парень настаивал, и магистр послушно повторил эту абракадабру дважды, из опасения, что ослабевшая память подведет его. Питер, убедившись, что его загадку заучили наизусть, успокоился и откинулся на постели, снова закрыв глаза. Фалконер дождался, пока больной задышал глубоко и ровно, а потом поднялся и вышел в полутемный проход, ведущий к выходу из госпиталя. Что-то — он сам не знал, что — заставило его остановиться. Он потянул воздух ноздрями и отступил на несколько шагов назад. Заглянув в одну из келий, он различил человека, сидящего на тощем тюфяке, подтянув колени к груди и склонив голову. Длинные каштановые волосы рассыпались по коленям. Именно запах мокрых волос, смешанный с тонким ароматом, подсказал ему, что рядом не монах с выбритой тонзурой. Он тихо вошел в келью и остановился перед кроватью, тихонько окликнув:
— Мадам?
Женщина вздрогнула и уставилась на Фалконера. Лицо ее было бледным, осунувшимся, но все равно прекрасным. Тонко вырезанный нос, высокие скулы, зеленые миндалевидные глаза говорили о восточном происхождении. Фалконер сразу узнал в ней бледную фигуру, мелькнувшую в окне, — привидение, обитавшее в соседней комнате. Он снова заговорил, спокойно и утешительно:
