Тот сидел на краю кровати, расставив ноги и уперев ладони в колени. Отвечая настоятелю, он склонил голову, показывая, что понимает сложность его положения. Как видно, монаху было что скрывать. Однако Уильям знал, что молчание — самое действенное средство извлечь сведения из неразговорчивых свидетелей, и потому помалкивал. Настоятель Джон де Шартре прошелся по скрипучему полу, теребя нижнюю губу пальцами. Остановился на минуту, глядя на темнеющее небо за узким окном. Затем он снова развернулся лицом к Фалконеру.
— Несчастье с лишившимся ума братом Питером — не единственное бедствие, постигшее в последнее время нашу обитель. Совсем недавно бесследно пропали два других брата, оба его ровесники.
— Я привык к заблуждениям молодых людей, поддающихся на несколько дней соблазнам плоти. Однако почти всегда они возвращаются назад в раскаянии. — Фалконер помолчал, разглядывая настоятеля, которому явно пришлось не по душе предположение, что клюнийский орден может в чем-то напоминать необузданных оксфордских школяров. — С другой стороны, встречаются и слабые души, сбегающие обратно в родительский дом от тягот учения.
Настоятель покачал головой.
— Оба предположения невероятны в нашем случае, мастер Фалконер. Брат Эйдо — сирота, а брат Мартин… — Настоятель поморщился и невольно бросил косой взгляд на перегородку, отделявшую чердачную комнату Фалконера от соседней.
Уильям задумался, не подслушивает ли таинственная гостья их разговор.
— Возможно, ты поймешь, если я скажу, что брата Мартина прозвали Ле Конве.[5]
— Он иудей?
— Был иудеем, магистр. Он был обращен в Ла-Реоле близ Бордо, и мне платят восемь пенсов в неделю за обучение его догматам католической веры. Однако теперь я сомневаюсь, не напрасно ли впустил этого аспида в свое гнездо невинности.
Фалконер догадывался, что это еще не все, и что дело как-то связано с запертой по соседству женщиной. Он ощутил приближение нового приступа мигрени, но запретил себе думать о ней.
— Расскажи мне все в подробностях.
Еврейка понимала, что единственный способ спасти сына — это вырваться из заточения. На свое несчастье она не поладила с настоятелем аббатства Бермондси, когда накануне обратилась к нему с просьбой помочь в поисках сына, известного как Мартин Обращенный. Настоятель, как видно, смущенный просьбой еврейки, отвечал уклончиво:
— Зачем ты ищешь этого человека?
— Потому что это мой сын, Менахем. Он необдуманно принял крещение, в расстройстве от смерти отца. Если он здесь, а я полагаю, что это так, прошу позволить мне переговорить с ним. Чтобы найти его, я проделала долгий путь, забросив дело, которому мой муж отдал всю жизнь. И которое со временем перейдет к Менахему… к Мартину.
