Обитель теней | страница 61
Все началось во время лекции об Аристотелевой «Первой аналитике», которую он читал студентам-новичкам. Предмет он изучил, как собственную ладонь, и лекцию повторял едва ли не в тысячный раз. И вдруг не смог припомнить простейшего силлогизма.
— Прежде всего, примем общее отрицание относительно А и В. Если ни одно В — не А, то ни одно А не может быть В. Поскольку если некое А — назовем его С — было бы В, то неистинно было бы… неистинно было бы…
Внезапно фраза, которую он отбарабанивал перед сотнями студентов, вылетела у него из памяти. И головная боль стрелой вонзилась в левый глаз. Он тогда спас положение, резко обратившись к какому-то нарушителю дисциплины:
— Как заканчивается силлогизм, Томас Йолден?
Хорошо еще, что имя юнца не вылетело из головы. Мальчишка вздрогнул, но кое-как промямлил фразу, не дававшуюся его наставнику. Позже, когда он поведал об этом досадном промахе своему старому другу, констеблю города Оксфорда Питеру Баллоку, умолчав, впрочем, о сопровождавшем его приступе мигрени, тот проворчал:
— Да, Уильям, похоже, и к тебе подбирается старость.
Эта мысль привела в ужас Фалконера, которому исполнилось всего сорок пять лет — намного меньше, чем Баллоку. Тогда-то он и задумал обратиться к травнику. Доктора медицины из Оксфорда оказались для него совершенно бесполезны. Их так называемая медицинская наука основывалась на философии и брезговала эмпирическим опытом. И в любом случае он не хотел извещать никого в Оксфорде о своей беде. Потому он и дал так легко себя уговорить Роджеру Бэкону, попросившему съездить в Кентербери к одному еврею, занимавшемуся алхимией. Фалконер сразу сообразил, что может не только выполнить поручение друга, но и получить врачебный совет.
Теперь, пока он лежал на постели, обдумывая результаты поездки, тонкий осколок боли снова начал вгрызаться в левый глаз. Покопавшись в кошельке, он вытащил еще один засушенный листок. Лучше бы заварить его в кипящей воде, но непрестанный дождь и мысль о необходимости обращаться за помощью к необщительному послушнику остановила его. Он сунул лист в рот и посасывал его, ожидая легкой эйфории, которую приносило лекарство. Сквозь сводчатое окно он видел, как тьма отъедает бок у рябого лунного круга. Закрыв глаза, он попытался расслабиться, но сон не шел к нему. В нарастающей тишине чудился слабый, но назойливый звук. Он лежал в темноте, пытаясь объяснить себе его источник. Самое близкое, что пришло ему в голову, — такое поскрипывание издает корабль, качаясь на волнах. Поднявшись, Фалконер подошел к окну, дивясь, уж не появился ли в небе над монастырем один из тех облачных кораблей, о которых ему рассказывали в детстве. Он помнил, как отец, вернувшись от обедни, клялся, будто видел качавшийся в небе корабль, зацепившийся якорем за могильный камень на кладбище. Задрав голову, отец разглядел, как матрос в иноземной одежде обрубает канат, отпуская корабль плыть дальше по небу. Правда, подтвердить свой рассказ отец не сумел. На кладбище не оказалось никакого якоря. Фалконер задрал голову, но увидел только, как тьма понемногу наползает на луну. Тут он снова услышал звук, и понял его причину. Кто-то безостановочно расхаживал по половицам в соседней комнате. В той самой, за окном которой ему померещился призрак.