Коронера это не тревожило. Он, похоже, наслаждался их угрюмым ожесточением. Впрочем, когда начался опрос свидетелей, Болдуин перестал обращать внимание на жюри, особенно когда появился человек, которого ему не терпелось допросить, Уильям де Монте Акуто, отец убитого Пилигрима. К удивлению рыцаря, ожидавшего увидеть человека столь же мягкотелого, как Генри Капун, Уильям оказался высоким мужчиной с осанкой воина. Мускулистая шея, мощная правая рука и плотные бедра всадника. Несомненно, этому человеку в юности приходилось сражаться. Лицо его оставалось спокойным, и, несмотря на печаль, сквозившую порой во взгляде, он был несомненно хорош собой — из тех мужчин, которые нравятся женщинам. В его чертах чувствовалась мягкость и одухотворенность, говорившие о внутреннем благородстве. Привлекательный человек. Какая жалость, что он связался с Пирсом Гавестоном. Впрочем, Болдуин знал, что люди готовы связать себя с величайшими глупцами и подонками, ища покровительства в политике.
— Я — Уильям де Монте Акуто.
Коронер до сих пор допрашивал свидетелей в грубой манере, позволявшей ему насладиться их страхом. С Монте Акуто он не решился обойтись в том же духе. Помявшись, он мотнул головой в сторону лежащего перед ним тела женщины.
— Ты ее знаешь, мастер?
— Знаю.
Уильям не опустил взгляд на убитую, а продолжал смотреть прямо перед собой.
— Она знала твоего сына?
— Да.
— Где был твой сын в канун дня святого Георгия? Позапрошлой ночью, мастер Уильям, со вторника на среду?
— Он был со мной, у нас дома.
— И твои слуги, конечно, подтвердят твои слова?
— Конечно подтвердят, но я охотно поклянусь на Писании, если моего слова недостаточно.
Болдуин улыбнулся обходительной любезности свидетеля, так явно противоречившей грубости надменного коронера.
— Я рад это слышать. Возможно, вместе с тобой поклянутся и слуги?
— Как скажешь, коронер.
— Твой сын желал эту девушку, так ведь? Они были любовниками?
Лицо Уильяма де Монте Акуто застыло, но от боли, а не от гнева.
— Мой сын был мужчиной. Девушка была мила и хороша собой, так что, возможно, ты прав.
— Тебе известно было о его ухаживаниях?
— Да, я догадывался.
— Он лежит здесь, убитый ударом в сердце. У нее в руке кинжал. Не могла ли она убить его, а потом себя?
Только теперь Уильям взглянул на коронера. Лицо его было застывшей маской горя.
— Мой сын мертв, а ты хочешь, чтобы я рассуждал о том, кто его убил?
Позже Болдуин сумел протолкаться сквозь толпу к Уильяму де Монте Акуто.
