Дверь была не заперта. Мейсон рывком распахнул ее. Едва они оказались внутри, как Кейтлин выдернула руку.
В ноздри ударил запах затхлости. По полу пробежала и скрылась в углу вспугнутая мышь. Повсюду: и на полу, и на старой мебели — лежал густой слой пыли.
— Странно, — пробормотал Мейсон.
— Что именно? — шепотом, будто духи прошлого мешали говорить вслух, грозя вот-вот наброситься на обоих, спросила Кейтлин.
— Кроме пыли и запустения, ничего не изменилось. Похоже, хижина ждала, что мы вернемся в нее.
— Что за чушь! — Но тону Кейтлин недоставало уверенности.
— Почему же чушь?
Мейсон повернулся к ней и, не успела девушка набрать воздуха, чтобы возмутиться, крепко обнял. И сильно исхудавшая, Кейтлин все равно оставалась самой женственностью. Она всегда оставалась женщиной — с теплой кожей, дивно пахнущими волосами, высокой грудью и быстро бьющимся сердцем — биение это Мейсон ощущал даже сквозь одежду.
— Мейсон?..
Он не желал слушать, что она скажет. Если хочет что-то спросить, он не настроен отвечать. Сейчас и здесь ему хотелось только одного.
Мейсон теснее привлек Кейтлин к себе и принялся целовать. Губы у нее были мягкими и теплыми и чуть дрожали — их можно было целовать вечность, не отрываясь и не уставая. Мейсон позволил своим губам вспомнить черты лица Кейтлин: упругость щек, форму бровей, дерзко вздернутый нос, подрагивающие пушистые ресницы…
А потом он вернулся к ее губам, теперь касаясь их языком, раздвигая. Сначала Кейтлин сопротивлялась, но Мейсон проявил настойчивость, и, когда начал уже думать, что она никогда не сдастся, губы девушки приоткрылись. Ее рот был так же сладок, как прежде; он чувствовал, что никогда не пресытится им.
Вдруг руки Кейтлин поднялись, нерешительно коснулись его рук… а потом, внезапно, обвились вокруг его шеи. Теперь все тело Мейсона пылало, он дрожал от жажды обладать Кейтлин. Отстранившись неимоверным усилием воли, он стянул рубашку и разостлал ее на кровати. Потом обернулся к Кейтлин. И, к своему смятению, увидел, что она направляется к двери.
— Что ты делаешь?
— А что делаешь ты?
— Здесь все пропиталось пылью, так что придется лечь на рубашку.
— Никуда мы не ляжем. Вместе — никогда.
Тут до него дошло, что тон Кейтлин изменился. Теперь голос девушки звучал жестко, от былой мягкости не осталось и следа.
— Что ты говоришь, Кейтлин?
— Я не желаю объясняться с тобой.
— И все же попробуй.
— Ты действительно думаешь, что я разделю с тобой ложе?
— Если моя рубашка тебе не подходит, можно перебраться в твою комнату в доме.
