— Выпьешь чего-нибудь? — спросила Кира, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Не плакать, не плакать, не плакать…
— Разве мне это нужно?
Кира не знала, что ему было нужно.
— Прошла целая неделя, — просто заметила она.
— Мне нужно было подумать.
— Ты знаешь, что такое ад? — спросила она тихо.
— Расскажешь?
— Это когда тебя ловят на лжи, от которой ты не можешь сбежать. Оказаться в ловушке тех секретов, которые являются для тебя постоянным источником стыда.
Он ничего не ответил.
— Это когда не можешь получить прощение.
Она повернулась и обхватила себя руками. Танцовщица, королева красоты, невеста шейха, жена султана Оуахи.
И все это было ни к чему. Ничего не значило, если мужчина, которого она любила, даже не уважал ее.
— Я не смогу жить без твоего прощения, — добавила она, поднимая взгляд. — И за эту неделю — самую долгую в моей жизни — я осознала, что Бог никогда не отказывал мне в прощении. Он не стыдится меня. И я не стыжусь себя.
Теперь Кире было все равно, что о ней думают другие. Ее не беспокоило даже, что о ней думает Кален.
Ей хотелось перемен. Начать новую жизнь, открыть чистую страницу.
— Я не занималась сексом с мужчиной на твоей вечеринке, — сказала Кира, подняв подбородок. — Я была оскорблена. Сексуально.
— Кира…
— Нет, дай мне закончить. Ты не позволил мне рассказать это в Оуахе, а мне было так больно, что я не могла защититься. Именно поэтому я и не стала защищаться. Однако это был последний раз, когда я безропотно перенесла оскорбление. Потому что я заслуживаю лучшего. Той ночью на твоей вечеринке на меня напали, применив физическую силу. Меня жестоко изнасиловали, и ты стал первым мужчиной, с которым я была после той кошмарной ночи.
Дрожа от усталости, Кира хотела было сесть, но она должна была высказать все, что жгло ей душу.
— На прошлой неделе ты сказал, что тебе нужно время и уединение. Вынужденное одиночество заставило меня понять, что я тоже ошиблась.
— Кира…
— Я не собираюсь извиняться. Я отказываюсь извиняться за то, что сделали со мной. И отказываюсь извиняться за то, что не была девственницей, когда мы поженились. Все эти годы я молча страдала, Кален, и не намерена больше страдать.
Ответом на ее гневные слова было молчание.
— Прости меня, — сказал он.
— Это все, что ты можешь мне сказать?
Тяжелое молчание наполнило комнату. Он склонил голову.
— Я был не прав.
— И тебе потребовалась целая неделя, чтобы это осознать?!
— Нет. На это у меня ушло пять минут. А остальные шесть дней, двадцать три часа и пятьдесят пять минут я охотился за тем ублюдком, который причинил тебе боль.
