— Что я люблю тебя, — просто ответил Феликс и снова побил ее карту. — Учитывая тот факт, что Матильда пудрила тебе мозги лет семь или восемь, ты в весьма и весьма приличной форме.
Гвендолин невольно засмеялась.
— Спасибо, доктор.
— Я серьезно.
— Знаю.
Она с трудом удерживалась от того, чтобы не расхохотаться во весь голос.
— Шутка ли сказать, — воскликнул Феликс, — столько лет служить нянькой старой деве, не признающей слова «любовь»!
— Это твое окончательное мнение о тете Матильде?
Он с важным видом кивнул.
— Можешь не стесняться с комплиментами, — сказал Феликс. — Я ведь достаточно верно описал этого демона в юбке, а? — И, не дожидаясь ответа Гвендолин, подытожил: — Тень этой мегеры, преследует тебя, и ты боишься дать волю себе, своим чувствам, своей любви.
— И кого же ты мне предлагаешь в качестве предмета моей любви? — поинтересовалась молодая женщина.
— Меня, конечно. Только меня. Я осознаю ответственность, которую беру на себя, избавляя тебя от авторитарного влияния тетушки Матильды.
— Как благородно с твоей стороны! Какое самопожертвование! — Гвендолин взяла карту, взглянула на нее и выложила на стол полный набор: — Джинн!
Феликс чертыхнулся себе под нос и заявил:
— Я понял, почему проигрываю!
Гвендолин приписала себе новые очки и начала раздавать снова.
— И в чем же дело на сей раз? — небрежно осведомилась она.
— В отсутствии стимула.
— Пожалуйста, поднимем, ставку до доллара за очко. На ближайший год ты меня уже обеспечил. Пора подумать о более отдаленном будущем.
— Деньги для меня — не стимул! Не о них речь. — Загадочно улыбнувшись, Феликс начал раскладывать карты по масти.
Гвендолин следила за ним с все возрастающим подозрением.
— А что же тогда для тебя стимул?
— Игра на раздевание, — пояснил он коротко и взял первую карту. — Конечно, я почти вижу твою реакцию, слышу вопли ужаса целомудренной тети Матильды: еще бы, ее племянница участвует в таком непотребном действе!..
— Тетя Матильда, говоришь? Игра на раздевание, говоришь? — Гвендолин взяла карту и медленно присовокупила к остальным. — Видимо, пора тебе узнать кое-что о моей семье и особенно о тетушке.
Она подняла руку, предупреждая возможную реплику своего собеседника.
— Тетя родилась в Нью-Йорке в начале столетия. В тысяча девятьсот двадцать втором году впервые нашла себе работу. Ты когда-нибудь слыхал о варьете Джорджа Маккинли? В нем танцевали десять девушек, которым выдавали девять платьев. Тетя не раз оказывалась десятой, и я, как ее племянница, не боюсь таких игр.
