Дверь скрипнула. На пороге появился Патрик.
— Осторожнее, Николь, выбирай выражения, — прошептал он. — В холле стоит Джеральд, он может услышать твои слова.
— А что успел услышать ты? — испуганно спросила Николь. Ей меньше всего хотелось впутывать Патрика в глупую историю с преданием Старого дома.
— Николь, когда тебе в следующий раз захочется на весь мир прокричать о своем неверии в брак, сначала убедись, что дверь плотно закрыта, — предостерег он.
Она вздохнула с облегчением. Видимо, он не слышал начала их разговора.
— Хорошо, — смущенно кивнула Николь.
Она вспомнила о газетной заметке, подняла ее с полу и возмущенно потрясла перед носом Патрика.
— Вот, полюбуйся. Этого еще только не хватало.
— Знаю, — пробормотал он. — Мне сообщила моя секретарша. Это появилось уже и в «Нью-Йорк таймс».
— О Господи, — простонала Николь.
— Извини, — тихо сказал Патрик.
— Но почему подробности твоей жизни должны быть известны всему миру?
— Послушай, Ник, все не так страшно, взял ее за руку Патрик. — Мы можем объявить, что устраиваем скромную семейную церемонию в отеле.
Его спокойная улыбка доводила ее до безумия.
— А как же Венера? — спросила она и заметила тень печали, промелькнувшую на его лице. — Если хочешь, я могу поговорить с ней. Постараюсь убедить…
— Нет, — прервал он, — я сделаю это сам.
Понимая, что вторгается в запретную область, но уже не в состоянии остановиться, Николь спросила:
— Венера — та самая девушка, которую ты любишь и не можешь добиться?
— Почему ты спрашиваешь?
Николь пожала плечами. Она и сама не знала.
— Я только подумала… Я однажды слышала ваш разговор…
Патрик серьезно смотрел на нее. Николь так хотелось услышать, что эта женщина для него ничего не значит. Выдержав долгую паузу, он сказал.
— Не будем об этом. Я сам все улажу.
Настроение у Николь испортилось. Венера ей почему-то не нравилась. Патрик не может быть счастлив с этой тощей вертлявой красоткой. Ему нужна надежная и верная подруга, которая устроит уютный дом и нарожает кучу ребятишек.
— Что-нибудь случилось, Ник? — спросил он, выводя ее из задумчивости.
— Я… Нет, все прекрасно.
Сердечные дела Патрика ее совершенно не касаются.
— Нет никакой необходимости пришивать мне пуговицы, Ник, — заметил Патрик, просматривая почту и делая вид, что присутствие Николь не вызывает в нем никаких эмоций.
Она, поджав ноги, сидела на кушетке, служившей ему постелью. Он изнемогал от желания схватить ее в объятия, прижать к сердцу, заняться любовью, а вместо этого приходилось сохранять на лице маску безразличия.
