— Я думал, ты будешь смеяться над такой развалиной, — сказал он ей.
Аманда восхищалась своим мужем и боготворила его. Однако сначала и сама не была уверена, что теплота, которая растопила ее сердце, и есть любовь. Но чем же тогда являлось то чувство, которое они испытывали, наслаждаясь обществом друг друга, гармонично работая на благо колледжа, постоянно находя что-то новое?
Но если так, то как тогда назвать все, что она испытала, находясь в объятиях Эдвина? Какое-то новое чувство — и всепоглощающее, и пугающее своей напряженностью, и обладающее непреодолимой силой, и заставляющее терять контроль над собой — контрастировало со спокойной, теплой привязанностью, которая существовала между нею и Николасом.
Наверное, ее настигла сумасшедшая влюбленность, подумала Аманда. Чувство, которое, как ей казалось, она не испытает никогда, поскольку знает, что неразборчивая страсть вытворяет с людьми. А она не выносила нестабильность и хаос. Именно поэтому, когда Николас сделал ей предложение, она решила, что он не станет с ней играть в кошки-мышки и не выставит ее назавтра.
Эдвин Феннесси смотрел в пол, засунув руки в карманы. Когда он снова взглянул на нее, его лицо было совершенно спокойно.
— Он отбрасывает длинную тень.
Ему хотелось заключить ее в объятия и расцеловать, завести так же, как вчера ночью. Он хотел заставить ее забыть все, что было до него!
Однажды ему это почти удалось, значит, можно было попытаться снова. Зная об этом, он еле справлялся с дыханием. Эдвин сильно сжал руки, чтобы избавиться от назойливой мысли овладеть ею тут же, пусть даже силой. Прошлой ночью она была только с ним, ни о ком больше не думая. И он был с нею, забыв обо всем и отдавшись Аманде.
Утром Эдвин был бы рад вновь обрести тот самоконтроль, какой имел над собой когда-то. Теперь он жалел, что не послал осторожность к чертям собачьим и не погрузился в нее, не утолил ею свою дикую жажду, не положил в нее свое семя любви, о котором она была бы не в силах забыть.
Одна только мысль о близости с этой женщиной заставляла его тело дрожать. Он упивался ею подобно тому, как измученный жаждой путник наслаждается родником. Эта сказка могла бы стать явью уже несколько часов назад. Если ощущения были так сильны, когда он просто проводил рукой по ее коже, то что было бы, овладей он ею? Эдвин мечтал об этом, казалось, половину жизни. И подумать только, как долго он отказывался от своего счастья, заставляя себя думать о ней черт знает что!
