Когда истекли два отведенных на занятие часа, я был почти убежден в том, что кто бы ни подстраивал все эти ловушки, делалось это в надежде на то, что рано или поздно в них угодит доктор Фредерикс. Я решил сразу после занятия пойти к доктору Камерону и выяснить, имеет ли он представление о том, как его помощник обращается с постояльцами «Мидуэя».
Но когда занятие закончилось и все собрались уходить, доктор Фредерикс сказал:
— Мистер Тобин, вы не задержитесь на минуту? Это не займет много времени.
Что не займет много времени? Я задержался, и мы остались вдвоем.
Доктор Фредерикс снял очки, откинулся на спинку стула и сунул в рот дужку очков — этот жест всегда казался мне претенциозным и глупым.
— Почему бы вам не присесть, — предложил он.
— Если это не займет много времени…
— Совсем немного, если наши головы работают одинаково. Присядьте.
Я сел. Почему он так раздражал меня? Чего мне действительно хотелось — так это дать ему по физиономии.
С минуту он рассматривал меня, а потом заявил:
— Не знаю, что с вами такое, Тобин. Конечно, я прочел ваши документы, но что-то не складывается. Вы что-то скрываете или же чего-то боитесь. Чего? Вы боитесь, что мы решим, что вас пока не следовало отпускать из клиники, засунем вас в смирительную рубашку и отправим обратно в «Риво-Хилл»? В этом все дело?
— Просто все здесь для меня непривычно, и больше ничего.
Фредерикс отвратительный тип, но отнюдь не дурак. Он что-то почуял своим длинным носом.
— Вы ведете себя не как человек, подавленный новой обстановкой, — Фредерикс покачал головой, — вы больше похожи на посетителя зоопарка. Вы чувствуете превосходство над другими постояльцами «Мидуэя», верно?
Естественно, мне надо было это отрицать, так я и поступил, но конечно же я ощущал это превосходство. Ведь я никогда не страдал помутнением рассудка, меня не приходилось отправлять в сумасшедший дом, хотя, Бог тому свидетель, состояние мое временами бывало довольно тяжелым. Но мои проблемы меня не сразили, нет. Я приспособился и нашел способ выжить. Поэтому я действительно ощущал превосходство над другими постояльцами, но я не мог рассказать об этом Фредериксу и не мог ему объяснить, почему я так чувствую, не выдав себя с потрохами.
На самом деле просветить доктора Фредерикса на мой счет следовало бы уже давно, и, если бы он не был таким омерзительным типом, я бы рассказал ему правду. В общем-то это объясняло то, почему доктор Камерон не ввел его в курс дела. Этот вопрос долго не давал мне покоя, но теперь я понимал, почему он решил самостоятельно искать выход из создавшегося положения и не делиться своими мыслями с помощником: чтобы не подвергаться насмешкам и оскорблениям с его стороны, а вовсе не из соображений безопасности.
