— Хорошо, — он закрыл дверь и посмотрел вверх на лестницу, по которой мы вчера отправлялись на ночлег. — Эту лестницу мы соорудили, когда делили дом. Этот проход ведет на половину Перкина и Мэкки. Идемте, я покажу вам.
Мы прошли по широкому коридору, устланному ковром светло-зеленого цвета; вдоль коридора на стенах висели картины, изображающие лошадей, в конце коридора Тремьен распахнул двустворчатую белую дверь.
— Сюда, — показал он. — Через эту дверь мы попадем в главную прихожую. Это старинная часть дома.
Мы вошли в огромную залу, выложенную паркетом, натертым до зеркального блеска. По обеим сторонам на верхнюю галерею вели лестницы с изящными ступеньками. Под галереей, между лестницами, виднелась еще вара дверей, к которым и направился Тремьен. Он аккуратно распахнул створки, и моему взору открылось пространство со стенами, сверкавшими золотом, и мебелью в бледно-голубых тонах. Стиль соответствовал убранству столовой.
— Это наша общая центральная гостиная, — пояснил Тремьен. — Мы редко собираемся здесь. Последний раз мы устраивали в ней эту проклятую вечеринку… — Он сделал паузу. — И как сказала Мэкки, неизвестно, когда устроим новую.
Жаль, подумал я. Вся эта усадьба была как бы создана для подобных мероприятий. Тремьен прикрыл дверь в гостиную, приглашая меня следовать за ним. Мы пересекли прихожую.
— Там главный вход, а эти двойные двери справа ведут на половину Мэкки и Перкина. Мы построили для них новую кухню и соорудили еще одну лестницу. Мы планировали сделать два отдельных дома с этой большой общей секцией, как вы могли заметить.
— Просто великолепно, — польстил я ему. Однако лесть моя была вполне искренней.
Он кивнул.
— Разделить дом не составило труда. Кому в наши дни нужны такие хоромы? Да и отопления требуется много.
Действительно, в прихожей было холодно.
— Особняк и большинство служебных построек относятся примерно к началу прошлого века. Стиль времен Эдуардов. Бывшая загородная резиденция семейства Уиндберри. Впрочем, не думаю, что вы слышали о таком.
— Не слышал, — согласился я.
— Мой отец за бесценок купил этот особняк во время Великой депрессии. Я прожил в нем всю жизнь.
— Ваш отец тоже был тренером?
Тремьен усмехнулся:
— О нет. Папаша получил наследство. В жизни не проработал ни дня. Ему нравилось ходить на бега, поэтому он купил пару скакунов, благо были конюшни, которые не использовались с тех пор, как автомобили заменили экипажи, и нанял тренера. Когда я подрос, то сам начал ухаживать за лошадьми. Построил по случаю новый двор. Сейчас у меня пятьдесят денников, и ни один не пустует.
