— Летуна знаешь?
— Да. Он вор, но за последнее время ничего такого не делал…
— С кем он работает?
— С кем работает? Понятия не имею. Вроде бы один.
— Подумай хорошенько, — резко сказал Могильщик не оборачиваясь.
— Не знаю, босс. Как перед Богом, не знаю…
— Слышал, что случилось на 137-й? — продолжал допрос Гробовщик.
— Слышать слышал, но не видел. Говорят, синдикат отнял у Дика сто тысяч, какие он собрал с тех, кому не терпится вернуться в Африку.
Все это звучало вполне искренне. Гробовщик отпустил его с миром, напоследок сказав:
— На досуге подумай о Летуне.
— Давай порыщем на Восьмой, — предложил Могильщик. — Летун ведь кололся.
— Да, я видел следы, — отозвался Гробовщик.
Их следующая остановка была на углу Восьмой и 112-й улиц в грязном, занюханном баре. Здесь собирались наркоманы; алкоголики, бродяги — словом, вся гарлемская шушера. Тупик для проституток, западня для бедных честных трудяг, рассадник преступности. На перекрестке стояли проститутки с пустыми глазами и обменивались непристойными репликами с наркоманами. Воры и грабители маячили в темных подворотнях, выжидая своего часа. Но грабить было некого, разве что друг друга. Дети бегали по грязной улице, захламленной гнилыми овощами, невывезенным мусором, обшарпанными контейнерами для мусора, битым стеклом, собачьим дерьмом, — эти чертенята носились с дикими криками, озорничали и уворачивались от тех, кто пытался их поймать. Пойманным оставалось лишь молиться и надеяться на снисхождение. Их безучастные матери стояли в дверях и судачили о мужьях, их работе, голоде и нищете, долгах и богах, религиях и детях, недугах и бедах, о том, как не везет в лотерею и какие сволочи белые. Рабочие валкой походкой возвращались по домам. Полные смутной злобы, они ругались под нос, им страшно не хотелось возвращаться в свои квартиры-душегубки, но больше деться было некуда.
— Стать бы мне Господом на одну только секундочку, — сказал Могильщик срывающимся от ярости голосом.
— Ясное дело, — отозвался Гробовщик. — Ты бы залил бетоном матушку-землю, а белых превратил бы в свиней.
— Но я не Господь, — вздохнул Могильщик и первым вошел в бар.
Места у стойки были все заняты. Алкоголики, немолодые шлюхи, измотанные трудяги, накачивавшиеся спиртным, чтобы ощутить себя настоящими мужчинами. За столами сидели пьяные, многие дремали, уронив голову на руки.
Детективов не узнал никто. У них был преуспевающий и трезвый вид. По бару прокатилось легкое оживление. Запахло свежими денежками! Волна алчности захлестнула пьяниц. Они зашевелились, стали озираться, чтобы не упустить момент поклянчить на выпивку.
