Когда чувства мои улеглись, я принялся обдумывать ситуацию серьёзно. Куда я попал? Что это за странное место? И зачем я понадобился здешнему хозяину? Хотя даже в тот момент (самый унизительный момент своей жизни) я был уверен в своих скрытых достоинствах и талантах; но я трезво смотрел на жизнь и поэтому не мог предполагать, что чужой человек сразу оценит их. Только настоящий провидец смог бы разглядеть под отталкивающей личиной сегодняшнего Хитклифа некогда любимого сына в богатом доме; только провидцу удалось бы проникнуть взглядом в будущее и увидеть, как тлеющие угли его дарования, собранные в кучу, снова вспыхивают ярким пламенем. Был ли таким провидцем Эдвард Эр? Думаю, что нет. Впрочем, он был настоящим волшебником, когда дело касалось обустройства его маленького мирка; даже плохо его зная, я мог сказать, что его дар можно скорее назвать остроумием — он быстро во всём разбирался и мог (благодаря своему богатству) поражать неожиданным вмешательством в дела людей, — но не пониманием, настоящим проникновением в глубь вещей.
Самолюбие не застило мне глаза; я понимал, что на первый взгляд во мне мало привлекательного. За всё время, что мы общались с мистером Эром, я либо был с ним груб, либо вообще молчал. Зачем же нанимать человека незнакомого и, возможно, опасного, если можно набрать в соседней деревне десяток конюхов, о которых будет известно всё, начиная с их первых детских шагов. Но и это только часть загадки; платить этому человеку в пять раз больше того, чего по самым щедрым расчётам стоят его услуги? И более того, зачем понадобилось ужинать с этой мелкой сошкой, получающей ни с чем не соизмеримое жалованье?
Кроме того, манеры мистера Эра казались мне странными, с какой стороны ни посмотри. Хотя я знал об обычаях высшего общества примерно столько же, сколько об обычаях стаи диких орангутангов, однако и моих скудных познаний было достаточно, чтобы сообразить, что не каждый день богатые джентльмены тратят на таких, как я, столько сил и внимания, сколько расходовал на меня мистер Эр, не преследуя определённой цели.
И вдруг, сидя на пуховой перине, покрытой льняным стёганым покрывалом, глядя в окошко на сад и холмистые пастбища за ним, под тихое ржание лошадей, доносившееся снизу, я начал догадываться, какова может быть эта цель. Я вспомнил лорда Вэтема (ты тоже должна его вспомнить, Кэти; когда нам было четырнадцать, мы переходили через Пенистон-Крэг и подбирались к его дому, чтобы шпионить за ним) и его лакея. Последний, как ты помнишь, был молодой человек со свежим личиком и изогнутыми дугой бровями, тоненький, как девушка, однако с мальчишечьей мускулистой фигурой. Лорд построил маленький домик причудливой формы с позолоченной башенкой и горгульями
