А она глядит на меня талыми васильковыми русскими забытыми глазами — на Кипре нынче много русских да и в иных странах много русских беженцев несчастных…
А она в одном купальнике золотистом почти нагом обнаженном призрачном, чрез который как туманная косточка в перезрелом златом персике иль винограде сквозит загорелая сокровенность телесность курчавость её… подстриженный ухоженный лакомый газон лужайка тайная родник жизни вечнопульсирующий, лоно несметное, из которого исходят все человеки, и куда яро устремляются спелые мужи, как бабочки на сладкий огнь…
О Боже…
Где-то она загорает плещется нагая, а я не знаю…
И русские захожие детские невинные очи очи её тало текут как у всех младых кормилиц матерей рожениц недавних
И губы напоённые избыточные и груди едва не разрывают едва не раздвигают едва не разрушают тугой купальник
И груди пылают пирамидально округло и соски кишащие чешутся от губ сосунка сиреневые питающие рвутся томятся напоены чрез воздымающийся купальник
И груди готовы кормить истекать исходить млеком родильным первозданным
О Боже… чудится мне, что я младенец сосущий у сосков моей матери…
Я гляжу на неё, тоскую, тлею, наливаюсь… плоть моя становится вином бродильным…
Тело грешников — вино дурманное… и душа грешников дурманная…
А меж грудей её, меж двух горячих песчаных верблюжьих барханов, меж двух русских снежных ледяных холмов живодышащих холомов — золотой крестик колышется, колеблется, живёт, воздымается… разве может он закрыть укротить бушующую плоть её…
А под крестиком смоляная родинка лучится маслянистым антрацитом… родинка пылает…
И я вспоминаю древнеперсидских поэтов, сладостно неудержимо болезно непоправимо неизъяснимо воспевающих эту несметную родинку:
Если та ширазская турчанка
Заберёт моё сердце с собой —
За одну её чёрную родинку —
Я отдам Самарканд с Бухарой…
А я что могу отдать?.. Усталую жизнь мою, уже готовую к смерти?..
А я гляжу на эту вечную ненасытную родинку и — о Боже!.. прости мне — хочу по-щенячьи лизать, лелеять её пересохшим языком моим…
Язык мой чует, алчет её…
Я чую, как задрожит она переспело, томно, змеино, гулко, как древо от топора, если я возьму губами родинку её…
О Боже… Но крестик сокрывает родинку…
Но кроткий золотой небесный малый крестик сокрывает умиротворяет великий земной соблазн…
Но сокрывает ли?..
О Боже!.. Где я? что я?..
На далёком Кипре, где некогда бродили вечные апостол Павел и Лазарь воскресший, а теперь бредём тленные я и она…
