А он-то, он-то?
— Простите, меня!
— Мы себя проверяли на вас.
Тут же — с горечью:
— Здравствуйте, — руки разбросил, — фальшивомонетчики: милости просим… — раскланялся, кепку сорвав. — А по-моему, — мы-то и боремся против фальшивых монет всего мира… Пункт пятый: Ивану Иванычу здесь — безопасней всего… — И рукой охватил буераки он: — Организация будет следить… Око зоркое — тоже появится, как эти самые — из подворотни: являлись сейчас… К тому времени мы ликвидируем стуки: уже типография переезжает: выносится шрифт: прокламации, — не ассигнации… Тоже хорош! Впрочем, — к этому времени руки шпионов — оторваны будут; и это все, — трубкой в репейники, — рухнет.
— Что?
— Все.
* * *
— Ставка, армия, — ну-те, — судопроизводство, Россия, Германия, Франция, Англия: все!
Десять пальцев разинулись:
— Мы возьмем власть! — десять пальцев зажалися.
— Ясно?
И кепку надвинувши, руку засунув в карман, Никанора Иваныча — носом на землю с луны он швырнул; и — пошел с перевальцем, обидным таким: под ворота.
Тут щелкнул подъезд: точно мыщерка, —
— черная дамочка — с плоским листом, как у кобры, конечности, а не с полями увенчанной черным пером черной шляпы, закрыв лицо муфточкой —
— вылизнула, —
— как змея, —
— на змеящемся
хвостике, — а не на шлейфе.
— Куда, Леонорочка?
Бледный, как мел, подбородок ее показал — лишь улыбку: безглазую; черным пером черной шляпы боднула, как козочка: преграциозно:
— Не спрашивайте!..
— К офицеру, —
— как эхо, —
— в мозгу Никанора мелькнула откуда-то шалая мысль.
Муж не знает, — куда.
До нее ль?
* * *
Трески трестов о тресты: под панцирем цифр; мир — растрещина фронта, где армии, —
— черни железного шлема, —
— ор мора:
— в рой хлора;
где дождиком бомб бьет в броню поездов бомбомет; и где в стали корсета одета — планета!
Терентий же Тителев, встав с Фелефоковой лысины, перетирая сухие ладошки, все это — в бараний рог выгнет! Как если б из серого неба над серою Сретенкой, ревом моторов и лаем трамваев отвеявши небо, провесилась над дымовою трубою бычиная морда —
— и бзыком, и мыком!
* * *
Не вынесши ассоциации, бросился брат, Никанор, через Двор, за забор; но и тот дом дубовый, и этот дом с розовым колером, угол забора и купол собора, и трубы, и улицы — с окнами, стеклами, с каменной башнею, — вовсе не то, чем молчали, а то, чем вскричали в распухшие уши:
— Мы рушимся, —
— ррррууу: —
— это «Скорая помощь» проехала…
Поздно спасать!
Да и нечего, все — развалилось.
