— Мои глаза застилала пелена. Я понимал, что надвигается видение.
— Ладно, преподобный, я вас отпускаю, — сказал Броди, оглядывая содержимое карманов преподобного, лежащее на столе. — Но для человека, именующего себя проповедником Священного Писания, вы не очень-то помогаете нам.
Преподобный Шорт не шелохнулся.
Броди толкнул Библию, бумажник, связку ключей и платок через стол по направлению к владельцу. Бутылка, однако, вызвала его интерес. Он открыл ее, понюхал, удивился, затем поднес к губам, попробовал и сплюнул на пол.
— Господи! — воскликнул он. — Персиковый бренди и настой опия. И вы это пьете?
— Успокаивает нервы, — пояснил преподобный Шорт.
— И вызывает видения? Если бы я хлебнул такого, у меня тоже появились бы видения. — Обернувшись к полицейским, Броди с отвращением сказал: — Уведите его.
Внезапно преподобный Шорт завопил:
— Не отпускайте ее! Арестуйте! Сожгите! Она ведьма. Она действует по наущению дьявола. А Чинк ее сообщник.
— Мы ею займемся, — обещал один из полицейских, уводя Шорта. — У нас есть специальное местечко для ведьм и колдунов тоже, так что смотрите!..
Преподобный вырвался из их объятий и упал на пол. Он стал кататься по полу, молотить руками и ногами, на губах у него появилась пена.
— Теперь я понял, что такое святой экстаз, — сказал Броди.
Стенографист хихикнул.
— Похоже, у него сейчас появится видение, — сказал Могильщик с невозмутимым лицом.
Броди уставился на него, но тот замолчал.
Полицейские взяли Шорта за руки и за ноги и вынесли его из камеры. Вскоре один из них вернулся за собственностью преподобного.
— Он псих или притворяется? — спросил Броди.
— Похоже, и то и другое, — сказал Могильщик.
— Вообще-то, может, что-то в его бреднях и правда, — сказал Могильщик. — Я помню, что все пророки в Библии были либо эпилептики, либо психи.
— Кое-что из им сказанного я готов принять, — буркнул Броди. — Мне только не нравится, как он это выразил.
— Кто следующий? — спросил Могильщик.
— Давайте первую жену Джонни, — сказал Броди.
Аламена вошла кротко, нервно теребя высокий воротник платья, словно девочка, которая хорошо помнила, как ее здесь высекли за плохие отметки.
Она села на табурет в кругу света, положив руки на колени. Украшений на ней никаких не было.
— Как вас звать? — спросил Броди.
— Просто Аламена.
— Ладно. Быстро расскажите мне про Вэла и Дульси.
— Тут особенно нечего рассказывать. Пару лет назад она стала петь в кабаре Смолла, через полгода заарканила там Джонни. И накрепко. Вэл пришел на свадьбу сестры — и так в семье и остался.
