*****
Окна выходили на пустырь. Дом был на самой окраине города. Главное, что переехали в отдельную двухкомнатную квартиру. В старой комнате было хорошо, но тесно и новые соседи. Так объясняли родители. На время переезда Витю отправили к бабушке. Тот первый день, когда они с бабушкой долго добирались до нового дома, Витя помнил и сейчас. Как он прошёлся по пустым комнатам, в углах лежали сваленные в кучу вещи, лежали куски плинтуса и паркета на полу. Стола не было, а на табуретках стояли пустые стаканы и грязные тарелки с вилками. Переехали и немного отметили, объяснила бабушке мать. Витя подошёл к окну и увидел пасмурный мартовский день, безжизненный пустырь, низкое серое небо и лес впереди. Вот теперь отец, прошло столько лет, смотрит на этот пустырь подолгу. Было время, на нём поставили ворота, и мальчишки играли в футбол. Потом ворота сломали, а новые не появились.
- Что ты всё смотришь? - спрашивал отца Виктор Васильевич.
Отец пожимал плечами:
- Да так,- и отходил от окна.
И очень часто снова вставал и смотрел на пустырь, потускневшие от времени, а когда-то новенькие, высотки, на небо.
- Знаете, что я решил, Олег Леонидович? Мы построим вон там,- главврач больницы Виктор Васильевич Опорков показал за окно, на пустырь,- баскетбольную площадку.
У доктора медицинских наук Дорофеева Олега Леонидовича округлились глаза и застряли все слова где-то комом.
По прошествии часа, в своём кабинете, он жаловался Андрею - своему сокурснику и коллеге:
- Сын пациентки предложил спонсорскую помощь. Здорово же! Все думают, что врачи от денег отбиваются. В кои-то веки можно было отделение слегка подремонтировать. Деньги появились. На днях в сети смотрел фотографии больницы в Москве, кажется,- все ужасаются. Условия! И правильно делают. А он говорит, сделаем баскетбольную площадку. Больные, говорит, как и старики должны видеть в окнах жизнь. Как же он потом сказал? ещё, конечно, и красоту должны в окнах видеть, но красоты нет. А жизнь будет.
Встреча с одноклассниками.
Жара. Жора лежал на жёванной, словно жопой, простыне и пытался ожить, весь мокрый, как мышь.
- Дурь выходит,- думал он про себя под монотонное гудение вентилятора. Голова гудела и болела. Но ещё не было той ужасной похмельной тоски, которая обязательно наступит и тогда - хоть вешайся. А пока на «старых дрожжах» ещё было ничего. Хотя где-то в глубине бродили смутные опасения, что вчера Жора совершил что-то не то - постыдное, глупое, излишне откровенное, раскрылся не тем людям. Правда, оставалось в забвении, как же именно Жора спьяну спаясничал.
