— Ты делаешь поразительные успехи! — улыбается Деймен. — Неужели сама научилась?
Я киваю, оглядывая просторную пустую комнату. Впервые за несколько недель я собой довольна.
Как только Деймен обмолвился, что хочет избавиться от накопившейся за время царствования Романа суперсовременной мебели, я ухватилась за эту идею и с огромным энтузиазмом ликвидировала ряды черных кожаных кресел, телевизоры с плоским экраном, красный бильярдный стол и хромированную барную стойку. Все это были символы, физические свидетельства самого печального периода в наших отношениях. Я с таким азартом набрасывалась на каждый предмет обстановки, что не знаю даже, куда все подевалось. Главное — здесь этого больше нет.
Деймен качает головой.
— Вижу, тебе больше не нужны мои уроки.
— Ты уверен?
Улыбаясь, я отвожу темные пряди с его лица рукой в перчатке. Надеюсь, мы скоро сумеем получить от Романа противоядие или по крайней море придумаем какой-нибудь не столь бросающийся в глаза способ обойти запрет на прикосновения.
— Понятия не имею, куда я отправила все это барахло. И не могу заново обставить комнату, не зная, где ты хранишь прежние вещи.
Я чуть-чуть опоздала, потянувшись к его руке, — Деймен отходит к окну.
— Мебель… — произносит он чуть глуховато, рассматривая ухоженный газон перед домом. — Вернулась в состояние чистой энергии. Что до остального… — Он чуть заметно приподнимает широкие плечи. — Да какая разница? Мне больше ничего не нужно.
Я смотрю ему в спину — поджарое тело, непринужденная осанка… Как он может с таким безразличием отказываться от сокровищ своего прошлого? Портрет в строгом синем костюме кисти Пикассо, портрет работы Веласкеса, где Деймен изображен верхом на норовистом белом жеребце, другие сокровища…
— Это же бесценные предметы! Их нужно обязательно вернуть! Ты их ничем не заменишь.
— Успокойся, Эвер. — Голос у него уверенный и отрешенный. Деймен вновь оборачивается ко мне. — В сущности, все это барахло ничего не значит. Единственное, что важно: ты.
Это, конечно, прекрасно, вот только на меня производит совсем не то впечатление, какого можно бы ожидать. В последнее время Деймена заботит только одно: как искупить свою вину передо мной и перед кармой. Мне, само собой, приятно, что я занимаю первое и второе место в его мыслях, да вот беда — список дальше обрывается.
— Неправда! Это совсем не барахло! — Я подхожу ближе, уговариваю, упрашиваю и надеюсь, что он меня наконец услышит. — Книги с автографами Шекспира и сестер Бронте, канделябры от Марии-Антуанетты и Людовика Шестнадцатого… ничего себе «барахло»! Это, черт возьми, история! Прошлое нельзя взять и выбросить, словно коробку с надоевшими побрякушками отправить на благотворительную распродажу!
