Мальчик оглянулся. Таран снова кого-то выцеливал. Огромная винтовка дернулась раз, другой… Сталкер отлип от окуляра и исчез в чердачном окне. Пока путники перебирались через глубокую траншею, пересекавшую проспект, проводник нагнал отряд.
— Дозорные… — пояснил он Кондору. — Если их не убрать, вся стая сбежится. А так, может, тихо проскочим.
Они двинулись дальше, пока слева по курсу не показалось высокое причудливое сооружение, гордо возвышавшееся над буйной растительностью. Глеб впервые видел подобное чудо. Четыре башенки окаймляли центральную, самую крупную. На верхушках трех даже сохранились маковки куполов с потемневшей от времени позолотой. Несмотря на грязно-серый налет на стенах, праздничный красно-зеленый окрас здания притягивал взгляд.
— Собор святых апостолов Петра и Павла. — Таран с благоговением смотрел ввысь. — Войну с немцами пережил. Катастрофу пережил. Воистину святое место…
— Кто такие апостолы? — тихо спросил Глеб.
Ишкарий оживился, выступив вперед:
— Брат Савелий — апостол новой веры, веры «Исхода» в…
— Рот свой поганый закрой, богохульник! — Таран взорвался, схватив сектанта за ворот и поднимая в воздух.
Под внимательным взглядом Кондора проводник опустил Ишкария на землю. Сектант юркнул за спины сталкеров.
— А этот собор действительно такой древний? — попыталась сменить тему Ната.
— Еще в царские времена заложен был. — Проводник снова глядел на сооружение. — В Великую Отечественную досталось ему. Били по собору прицельно, когда корректировщик немецкий наверх залез и следил за нашими кораблями… И за Кронштадтом.
Повисла долгая пауза. Потом Кондор с Тараном одновременно взглянули друг на друга и, не сговариваясь, пошли к входу. Глеб поспешил следом, а остальным Кондор приказал ждать внизу.
Довольно легко им удалось отыскать лестницу, ведущую на колоннаду. Решетка, перегораживавшая коридор когда-то, сиротливо валялась на пыльных ступенях. Поднимаясь все выше, Глеб осторожно касался пальцами стен величественного храма. От сооружения почти ощутимо веяло древней силой. Какие тайны хранят эти стены? Каким еще страстям человеческим станет храм немым свидетелем? На одной из стен, на куске, очищенном от потрескавшейся штукатурки, Глеб заметил текст, начертанный мелкими кривыми буквами:
«…произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь.
И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои.
