— Ладно. Поговорим. А сейчас обедать будем. Голоден небось?
— Честно говоря, не отказался бы.
— Серега! — обратился он к Сергею Борисовичу, стоявшему у входа. — Ну, скоро они там с обедом?
— Скоро, Андрей Андреевич, — ответил тот.
— Пусть хоть пока водку принесут!
Сергей Борисович удалился, а через несколько минут появился денщик с подносом. Он принес бутылку и уже разлитую по стаканам водку, хлеб да тарелку соленых огурцов.
— Выпьем за сдвиги в нашем деле! — произнес Власов и залпом осушил стакан.
Антон выпил со всеми и закусил ядреным огурцом.
— Так что вы говорили, Василий Федорович? — обратился Власов к Малышкину. — Чего вы там, говорите, Сталин понял?
— Я говорил, что, по данным нашей разведки, в Москве все же осознали, что им грозит в случае широкого подъема Русского Движения. Наши воззвания сделали свое дело. О нас много говорят советские солдаты и офицеры на передовой.
— Это хорошо, — сделал вывод Власов.
— Да, но тут есть и другая сторона, — спокойно сказал Малышкин. — Видимо, Сталин наконец-то понял, что наши планы не мелкотактические. Он понял, что наша программа подрывает всю большевистскую идеологию. Отрицательный результат состоит в том, что большевики уже начинают принимать меры против нас, пока мы тут сидим в полуподполье и…
— И не можем противопоставить им решительные военные действия, — дополнил его Трухин.
— Вот именно.
— И какие же меры предпринимают большевики? — спросил Власов.
— Они начинают компрометировать вас, Андрей Андреевич, в глазах русских людей, — ответил Малышкин. — Если раньше о вас молчали, как и о деятельности всего Русского Освободительного Движения, то теперь, как по команде, в советских газетах стали появляться сообщения о генерале-предателе и его приспешниках.
— Понятно, — мрачно проговорил генерал и снова разлил водку по стаканам. — К сожалению, пока мы можем делать только одно — улучшать работу Дабендорфа и других пропагандистских школ, — сказал он и посмотрел на Трухина.
— Только этим и занимаемся, — ответил тот. — Недавно тысячу курсантов отправили на западный фронт, в самое пекло, а следом ускоренными темпами готовим еще партию.
— Выпьем за немцев! — сказал Власов, поднимая стакан. — За этих кретинов из СС и из их идиотской партии. Чтобы господь дал им хоть немного ума, и они осознали наконец-то, что не смогут обойтись без нас.
Он выпил и, закусив, продолжил:
— Я давно понял, что большинство из них — законченные идиоты. Еще летом, когда Двингер приглашал меня со Шрикфельдом в Вену и Баварию. Тогда пришло ошеломляющее известие, что Сталин разгромил их под Курском, чем, по сути, уже решил исход войны. А эти, далекие от реального положения вещей болваны вместо того, чтобы уже думать о том, что пора им разбегаться по углам или всеми силами вооружать нас, русских, вместо этого всю поездку говорили со мной о сельском хозяйстве, об аграрной реформе в России и обсуждали сценарий фильма о примирении немцев и русских. Кстати, сценарий-то хороший был, но боже, как я устал от этой пустой болтовни! Фрейлих… Серега! Антонов! — вдруг гаркнул Власов. — Ну, где обед-то, черт возьми! А какой у них везде процветает бардак, доложу я вам, — вернулся он к теме разговора. — Бардак на фоне их хваленого немецкого порядка. Сколько должностей они напридумывали — гауляйтеры, правительственные президенты, обер-президенты, рейхскомиссары, генеральные и всякие особые там уполномоченные… Ужас! И все как бы имеют вес, и все противоречат друг другу. А главное — я никак не пойму их субординацию и разделение власти. Гиммлер, Геббельс, Борман, Геринг и кто там еще… На что влияет сам Гитлер, когда на него влияют все кому не лень — непонятно. Именно поэтому мы до сих пор топчемся на месте…
