— И что же дальше? — в нетерпении спросил Антон. Громов помолчал и пожал плечами:
— Точно не знаю. Но слышал, что американцы передали его красноармейцам… — и добавил, покачав головой: — Как глупо… И какого черта все мы ввязались в это?
— Во время первой нашей встречи вы говорили по-другому, — заметил Антон.
— А… — отмахнулся тот.
Поезд сбавил ход и вошел в тоннель. В темноте Антон поднялся с места и молча, не прощаясь, вышел в тамбур.
Когда свет вновь брызнул в окна, он зашел к себе в купе. Антон почувствовал себя усталым и опустошенным. Поезд то разгонялся, то сбавлял ход на крутых горных поворотах, то останавливался на каких-то маленьких полустанках.
На одном из них толпилось множество народу — женщин, мужчин и детей в простой неопрятной одежде. Когда поезд остановился, Антон разглядел иссохшие изможденные лица, на которых светились оттенки сдержанной радости. Неожиданно он увидел офицеров в советской военной форме с погонами, нескольких мужчин в штатском, в плащах и шляпах и солдат в форме НКВД с пистолетами на боках. Вид офицеров поверг его в трепет. Он понял, что это была толпа его соотечественников — бывших военнопленных-остовцев, которые до недавнего времени работали на территории павшей Германской империи. Непонятно было, каким образом они оказались в Швейцарии, но ясно было одно — все они ехали домой. Советские офицеры сопровождали их, и это не очень походило на депортацию. Многие улыбались и оживленно разговаривали.
Антону сильно и невероятно сильно захотелось быть с ними. В эту минуту неожиданно для себя он почувствовал то же, что чувствовали они. Их радость — радость победы мгновенно перешла к нему, и слезы неожиданно выступили у него на глазах.
Антону захотелось сойти с поезда. Ему, может быть, впервые по-настоящему захотелось домой, в Москву. В этот миг он ясно осознал, что именно там и был его настоящий дом и что в Германии у него не было дома. Здесь все было чужое, временное, иллюзорное, как и их всеобщие надежды на победу РОА и свободу России. Антон вдруг ясно осознал, что России никогда не нужна была РОА и привнесенная на ее штыках свобода. Россия упорно стремилась к другой свободе и достигла ее ценою огромных невосполнимых потерь. И как же будет там теперь хорошо! Отныне после этой страшной войны жизнь пойдет совсем, совсем по-другому! Теперь наверняка все изменится: не будет доносов и арестов; в людях поселятся благодушие, доброта, всеобщее сострадание… И исчезнет страх! Все это принесет Победа! А иначе и быть не может!
