Шаг за шагом крепнет реакция. Бабёфу остается только регистрировать все новые и новые контрреволюционные выпады термидорианцев. «Конвент плебеев! — восклицает Бабёф, — что хорошего скажу я о твоих делах?.. Кажется, все элементы контрреволюции восстают из хаоса… Здание республики потрясается в его основах».
Безвыходность положения заставляет Бабёфа идеализировать ненавистные ему времена Робеспьера. В то время как термидорианцы стараются убедить народ устами немногочисленного меньшинства, что все обстоит благополучно, Робеспьер поступал гораздо благоразумнее. При нем народ не жаловался, и убеждать в благополучии приходилось только незначительное меньшинство. Во времена Робеспьера народ не волновался, потому что у него не было недостатка в предметах первой необходимости, он располагал в изобилии средствами к труду и заработок рабочего был для него вполне выгодным. Благодаря этому и было возможно укрепить тиранию… Иначе обстоит дело теперь. «Когда вы делаете невозможным для меня приобретение дров и хлеба, повышая до чудовищного уровня все цены, лишая меня всякой возможности трудиться и, наконец, затыкая мне глотку, чтобы положить конец моим справедливым протестам, — вы всем этим ставите меня на порог отчаяния… и мне не надо размышлять много времени, чтобы убедиться, что вы являетесь единственной причиной всех моих бедствий». Этот отрывок очень характерен: он знаменует решительный шаг к переоценке якобинской диктатуры.
Важно, что у Бабёфа появляется новый критерий для оценки прочности политического строя. Это — материальное благосостояние трудящейся массы. Именно на тяжести и безвыходности экономического положения «24 миллионов» строит он перспективы новой революции. Самый вопрос о необходимости нового восстания не возбуждает в нем никаких сомнений. «Должен ли народ восстать? — спрашивает Бабёф. — Вне всякого сомнения, он должен это сделать, если не хочет потерять свою свободу».
Самое восстание Бабёф мыслит в форме вооруженной, но мирной демонстрации, призванной оказать давление на Конвент. Он все еще рассчитывает на конвентское большинство, искренне преданное народу. Надо только уметь различать это большинство от зловредной фракции, гнездящейся в недрах Собрания и возглавленной Тальеном и Фрероном. Конвенту должна быть представлена петиция, в которой будут изложены все народные бедствия и указаны пути к их исцелению. Такая петиция уже в силу единодушной поддержки всей нации должна была бы стать законом. Но как же следует поступить, если Конвент обманет народ и отвергнет петицию? Прямого ответа на вопрос Бабёф не дает. Однако он ссылается на традиции «дня» 31 мая 1793 г., когда восставшие рабочие предместья Парижа заставили Конвент под наведенными дулами пушек санкционировать произведенный переворот.
